Максим Греков - В тени креста

По первому снегу полозья скользили не так легко, как это бывало по накатанной ледяной колее, боярыня то и дело морщилась от тряской дороги.

На одной из кочек, возок ухнул в чуть заледеневшую лужу, окатив при этом молодицу, что шла по улице навстречу с полной корзинкой в руках. Молодица стала кричать вознице вослед бранные слова, и это отвлекло Мирославу от своих мыслей. Что-то знакомое послышалось ей в голосе бранящейся молодки. Она выкрикнула слугам, чтобы остановили возок, и спехом вышла из него на улицу. Поглядела в спину поправляющей платок молодице и лицо боярыни стало хищным. По-мужицки поддёрнув рукава шубеи, она крикнула, чтобы слуги шли к ней. Оба холопа, что сидели на козлах возка тут же оказались перед своей хозяйкой, ведь они знали, что когда она засучивает рукава, то знак её великого гнева.

– Ты! – боярыня ткнула пальцем в грудь низкорослого слуги с соломенными волосами, который робея мял свою шапку в руках, – пойдёшь за энтой…, – Мирослава махнула рукой вслед идущей вдалеке молодки, и разузнаешь: где живёт и как прозывается. Всё разузнаешь! Понял ли?

– Да боярыня…, как не понять то.

– А мы к дому, да погоняй, – резко бросила она второму холопу, поспешно заскочила в свой возок.

«А ведь я узнала тебя змеюка», – думала про увиденную молодицу Мирослава. Забыв про тряску, возница нахлёстывал лошадей и гнал, распугивая прохожих, но боярыне их разглядывать, было недосуг. Её мысли блуждали в прошлом. «А говорили, что сгинула…, но теперь, ужо поквитаемся», – со сладкой яростью подумала Мирослава. Она погрузилась в свои воспоминания и очнулась, только когда возок въехал в открытые ворота её дома.

Посреди её двора стоял Дмитрий Ласкарёв.

Выйдя из возка, Мирослава опешила: её холоп Антип с верёвкой на шее был привязан перед стойлом, рядом с конём боярина, а сам Дмитрий без шапки и плаща неотрывно смотрел прямо на боярыню, красивое лицо его пылало гневом.

Мирослава быстро совладала со своим удивлением и пошла навстречу Ласкарёву.

– Здрав буде боярин, вот уж не чаяла, что почтишь меня убогую вдовицу, – с ласковой улыбкой поклонилась она.

– И тебе поздорову быть боярыня, – пересиливая гнев, ответил Ласкарёв, – вот не чаял я, что ко мне провожатого приставишь, – указал он на холопа с верёвкой на шее.

– О! – с притворным лёгким удивлением в голосе воскликнула Мирослава, – то для нашего общего блага.… Ну, что же мы во дворе-то изволь в дом зайти и откушать чем бог послал, – с услужливым поклоном предложила боярыня.

– Некогда мне! Не досуг! – резко оборвал Дмитрий.

– Нет уж, изволь, – голос Мирославы стал твёрже, – не посереди же двора о делах разговор вести, слово к тебе имею от государыни.

Молодой боярин шагнул к коню и остановился при упоминании о великой княгине.

– Эй, люди, а ну собирать на стол, у нас гость на дворе! – уловив настроение молодого Ласкарёва, крикнула боярыня своей малочисленной дворне, что заперлась от гнева Дмитрия в доме. – Ну что же ты? – С ласковым упрёком повернулась Мирослава к молодому Ласкарю. – Идём…, – она подхватила его за руку и направилась к входу в дом.

Боярин слегка растерялся от слов Мирославы и её прикосновения, и неожиданно для себя совсем стушевался, когда она дотронулась до его руки, гнев сразу куда-то пропал, и он послушно проследовал за ней.

– Коня нашего гостя, в стойло, да и Антипа развяжите, чай заколодел на морозе-то, – на ходу приказала боярыня поспешившим выйти ей навстречу холопам.

Следуя по тёмному дому за боярыней, Дмитрий про себя отметил, что дом очень стар, таких-то уже на Москве не строят.

В большой квадратной трапезной зале, где боярыня остановилась, и предложила присесть, было сумрачно и холодно. Длинный и широкий стол посередине, вместо скатерти был застлан тёмным покрывалом. Потолок подпирали четыре стоящих ровным рядком, резных деревянных столба, со скобами для светильников.

– Эй, кто-нибудь огня! – громко выкрикнула Мирослава и тотчас же из боковых дверей выбежали слуги с подсвечниками и охапкой толстых свечей. Быстро расставили вокруг стола шандалы, воткнули подсвечники в скобы на столбах, сняли со стола покрывало, застлали новой цветной скатертью.

Боярыня всё это время, молча, изучала Дмитрия. Где-то за стеной было слышно, как загудела большая печь, холопы с поклоном забрали у боярина и Мирославы верхнюю одежду.

На столе появились первые закуски: низкое блюдо с десятком румяных пирожков, большой деревянный ковш, над которым струился белый парок, и объёмная тарелка с хлебом и балыком.

– Не томи ты меня боярыня, скажи, что велела государыня, да я и пойду с богом, – прервал молчание Дмитрий Ласкарёв.

– Э-э-э боярин! Не по-людски так-то. Ты, сперва, откушай, а опосля беседу вести будем. Видишь, какой у меня сегодня удачный день, я только помыслила, о том, как тебе слова государыни передать и вот он – ты, прямо на моём дворе. И к другому делу, которое я считала навек потерянным, по дороге домой ключик нашёлся. Ну, кто бы мог подумать! – Мирослава всплеснула руками, – видать чем-то угодила я нашему господу, раз он меня так благословил.

– И то верно, хвала господу нашему, – перекрестился в ответ Дмитрий, – только не томи ты меня боярыня, передай государыни слова.

– Торопишь? Али беседа тебе наша не мила? – снова притворно удивилась Мирослава. – Нет уж, ты сперва, откушай, у меня почитай сколь годов гостей не бывало, а такого сокола и подавно никогда, – с улыбкой добавила боярыня. И пока Дмитрий думал, что ответить, она обернулась к холопам, что несли на стол тарелки и блюда с яствами: – романеи несите, да самой лучшей!

Молодой боярин почувствовал ещё большее смятение, он с гневом пришёл на двор Мирославы, а она его встречает как самого дорого гостя.

Мирослава неотрывно смотрела на Дмитрия Ласкарёва, и от неё не скрылось его виноватое беспокойство, она мысленно себя похвалила и продолжила улыбаться столь лучезарно, как только могла.

На стол принесли высокий серебряный кувшин с двумя серебряными кубками, украшенными искусной чеканкой.

Боярыня встала со своего места и подошла ближе к Дмитрию. Сама налила вино в кубки и протянула один боярину: – испей, уважь меня боярин.

Дмитрий, молча, взял кубок, сделал добрый глоток, и почувствовал, как вино сразу разлилось по жилам, согревая тело до кончиков ушей и пальцев на ногах.

– Добрая романея, – похвалил грек.

– Самая лучшая, – эхом отозвалась Мирослава и плавно обошла его со спины, присела рядом, не сводя с него глаз.

Боярин чтобы не обидеть хозяйку взял пирожок, который на вкус оказался чуть суховат, но это осталось Дмитрием почти не замеченным, он вертел в голове мысли о том, как бы поскорее узнать наказ государыни и отбыть восвояси. До него донеслись слова боярыни, но прозвучали они как-то глухо, и он не смог разобрать их смысл. Взгляд его задержался на серебряных кубках, он протянул руку, но не смог её поднять, удивляясь, как она стала тяжела, Дмитрий напрягся, пытаясь понять, что происходит вокруг, но перед глазами стремительно сгустилось какое-то красно-коричневое марево.