Пейдж Брэнтли - Пробуждение сердца

Хью оставил Мартина стеречь лошадей и, не зная, чего ожидать от этой встречи, вошел в замок. Он назвал себя лакею, дежурившему у апартаментов Кенби, и был немедленно препровожден внутрь. Едва войдя в переднюю, Хью услышал громкие и сердитые мужские голоса. Спорящих не было видно; голоса, похоже, доносились из комнаты в конце небольшого коридора. Лакей попросил Хью следовать за ним и направился к двери, за которой слышался шум. Пожилой седовласый лакей был, по-видимому, глуховат, поскольку, казалось, не замечал брани, отчетливо слышимой в коридоре.

Чем ближе Хью подходил к двери, тем яснее становилась перебранка. Пронзительный голос выкрикнул:

– Не забывай, что мы твои сыновья! А он – выродок, и его мать – дочь подлого браконьера!

Другой голос, звенящий от злости, вторил ему:

– Ты позоришь нашу умершую мать!

Хью отчетливо слышал спор, и каждое долетевшее до него слово ранило его душу. Волна гнева захлестнула молодого человека, пальцы инстинктивно сжались в кулаки. Он ругал себя за то, что явился сюда.

Когда Хью подошел к двери, он уже задыхался от ненависти, кровь бешено стучала у него в висках.

Лакей просунул голову в дверь и неожиданно громким голосом объявил:

– Хью Локстон, милорд.

В комнате воцарилась тишина. Лорд Уильям Кенби первым пришел в себя.

– Так ты Хью Локстон? – сказал он. – Входи. Ты помнишь хоть немного моих сыновей, Гилберта и Уолтера?

Каждой клеточкой Хью ощущал враждебность молодых людей. Он вошел и церемонно поклонился. Он знал их достаточно хорошо, и, судя по словам, которые невольно услышал из коридора, со временем они не стали относиться к нему лучше. С некоторым чувством удовлетворения он отметил, что на полголовы выше любого из них.

Старший из братьев Кенби, Гилберт, был крепкого сложения и грозен с виду. С лицом, потемневшим от гнева, он не отрываясь смотрел на Хью. Не отличавшийся быстрым умом Уолтер, с рыжеватыми волосами и торчащим на тонкой шее кадыком, что-то бормотал себе под нос, изображая праведное возмущение.

– Мои сыновья прибыли сюда с Севера, чтобы присутствовать на собрании парламента, – заметил Кенби с кривой улыбкой и многозначительно посмотрел на Гилберта и Уолтера. – Сегодня они посетили меня, желая проверить, в своем ли я уме, коли решил признать тебя, после чего немедленно удалятся.

При этих словах Гилберт с угрожающим видом шагнул к отцу:

– Не делай этого, отец, предупреждаю тебя!

Уильям Кенби яростно набросился на старшего сына:

– Ты смеешь угрожать мне, тварь неблагодарная? Что бы ты имел, если бы не я? Был бы нищим!

– Неправда! – парировал Гилберт. – Все, чем ты владеешь, получено в приданое за нашей матерью!

– А если бы я тридцать лет не заботился о сохранности владений? Кто бы ими теперь распоряжался, ответь мне?

– Умоляю тебя, отец! – тонким голосом крикнул Уолтер; его жидкие рыжеватые усы дрожали от волнения. – Бог еще может простить тебя за грех, который ты совершил по отношению к нашей матери!

Тяжелое лицо Кенби побагровело.

– Убирайтесь! Вон, оба! Видеть вас не желаю!

Его сыновья ретировались, не преминув напоследок выкрикнуть очередные угрозы. Последнее слово осталось за Гилбертом, покинувшим комнату со словами:

– Ты отдаешь сынку шлюхи то, что принадлежит нам по праву рождения!

Выкрики разъяренных братьев продолжались до тех пор, пока Уильям Кенби с силой не захлопнул дверь. Но еще какое-то время – пока молодые люди шли по коридору к выходу – можно было слышать их негодующие голоса.

В комнате повисла тяжелая тишина. Кенби облегченно вздохнул, повернулся к Хью и сказал с улыбкой:

– Сейчас они артачатся, но скоро станут как шелковые. Иного выбора у них нет. – Он остановился перед Хью и мгновение изучающе смотрел на него. – Тебе известно, что я твой отец?

– Мне это говорили, милорд. – Мускулы лица свело от напряжения, и он едва мог разлепить губы, чтобы произнести эти слова.

Кенби медленно обошел его, ища в облике молодого человека сходство с собой.

– Тебя не удивило, отчего это вдруг я предложил признать тебя? – спросил он.

– Надеюсь, вы объясните причину, если пожелаете, чтобы я знал ее.

Кенби улыбнулся, не столько довольный, сколько удивленный смелой речью молодого человека.

– Я слышал, тебя посвятили в рыцари?

– Восемь лет назад, милорд.

– Значит, ты хорошо служил Невиллам?

– Я добился этого собственными усилиями, а не благодаря чьей-то милости.

Кенби заметил, с каким достоинством юноша произнес эти слова, обратил внимание на твердую линию его подбородка. Интересно, гадал он, это упрямство или обида за унижения детства?

– Без моего вмешательства, – напомнил он, – ты был бы крестьянином и ходил бы за плугом, а не махал мечом.

Хью почувствовал, как кровь бросилась ему в лицо.

– К этому вас побудила забота о собственной душе, а не любовь ко мне.

– Может быть, и так, хотя это не преуменьшает значение того, что я предлагаю тебе: ты станешь законным Кенби, получишь мое имя!

Было время, когда Хью с радостью заложил бы душу дьяволу за привилегию носить имя Кенби. Но с тех пор миновали годы.

– У меня есть имя, милорд, и имя это – Локстон, – спокойно ответил он.

– Ты – самонадеянный щенок, – презрительно фыркнул Кенби. – Имя тебе нужно для того, чтобы достойно жениться. Если мое предложение тебе не по душе, можешь убираться! Вот дверь. Я тебя удерживать не стану. Что же ты не торопишься?

– Вы вызвали меня в Виндзор не для того, чтобы тут же прогнать, – с достоинством ответил Хью, глядя ему в глаза. – Мы попусту теряем время. Чего вы хотите от меня?

Кенби отвернулся к окну, чтобы скрыть улыбку, тронувшую его губы, и посмотрел на зеленые пологие холмы и голубое небо, раскинувшееся над ними. Наконец-то, к своему удовлетворению, он обнаружил намек на свой характер, увидел, что в этом дерзком юноше течет его кровь.

– Одну из фрейлин королевы хотят выдать замуж, – сказал он, не поворачиваясь. – В приданое дают поместье, которое, правда, находится далеко, на северной границе, зато к нему предлагается две тысячи фунтов золотом. И вдобавок – бенефиций [Бенефиций – церковная доходная должность в католической церкви. (Здесь и далее прим. пер.) ] с соответствующими владениями. Мне сказали, что доходы аббатства составляют пятьсот фунтов в год. – Помолчав минуту, Кенби добавил: – Поместье называется Эвистоун и граничит с моими владениями в Редесдейле.

– У вас двое сыновей, почему вы не предложили этого одному из них?

– Так распорядилась судьба, – ответил Кенби, отходя от окна, – они уже нашли себе жен: одна – наследница Пирси, другая – дочь лорда Мобрей.

Хью стало жарко. Но он все еще был зол.

– Как мне могут предлагать церковный приход? Я же не духовное лицо, а если приму ваше предложение, то к тому же буду женатым человеком.