Кэтлин Норрис - Чайка

– Пожалуй, стоит попытаться, – бросил он небрежно.

– Стоит попытаться, – как эхо повторила Жуанита. – Но как мне это устроить?

– Вы можете попросить миссис Чэттертон отпустить вас как-нибудь в город. Она часто уезжает в Санта-Барбара и в Сан-Франциско, может быть, она даже захватит вас с собой туда. И… я хотел бы так устроить, чтобы побывать там вместе с вами, – прибавил он озабоченно, словно вспомнив что-то неприятное. – Постараюсь это сделать после праздников… Да, кстати… – он отвернулся, – вы идете сегодня в Сан-Матео?

– Да, по четвергам мне разрешается отлучаться по своим делам. И я хочу сегодня закупить кое-что к рождеству.

– Вы пешком? – спросил Кент, словно не придавая значения ответу.

– Я еще об этом не думала… Но ведь это всего лишь в двух милях отсюда, а я так мало гуляю… – рассуждала вслух Жуанита. – Пожалуй, правда, пойду пешком – это идея!

– Часа в три?

– Да, я думаю, после завтрака. – Жуаниту удивил его тон, но еще больше удивилась она, когда Кент сказал:

– Подождите меня. Я пойду с вами.

И они отправились вдвоем, когда солнечное утро сменилось прохладным тихим днем. Дороги были чисто выметены ветром, только у заборов собирались в кучи опавшие листья. В некоторых окнах уже висели зеленые гирлянды, а когда Кент и его спутница вошли в деревню, то в окне почти каждой лавки они видели маленькие елочки, корзины фруктов, весело пестреющие украшения. Повсюду толпились дети, болтая и глазея в окна, пока старшие закупали все необходимое к празднику.

Жуанита с воодушевлением принялась за свои скромные покупки. Кент наблюдал за ее оживлением с удовольствием и легкой завистью. Она казалась такой юной в своем простеньком, наглухо застегнутом черном жакете, такой миловидной с этими весело блестевшими голубыми огоньками глаз и непослушными вьющимися локонами, словно ангел с рождественской открытки.

Для Лолиты, Долорес и Луизы были приобретены носовые платки, для ребятишек – целая гора игрушек и сладостей, для старой Лолы – эффектный чемоданчик из блестящей коричневой кожи «под крокодила» ценой в два доллара.

– Она часто ездит навещать родню, – объяснила Жуанита, – и таскает с собою свертки просто в газетной бумаге. Она будет в восторге от этого чемоданчика!

Кент смеялся, вникал во все подробности, то обращая ее внимание на какую-нибудь вещь в лавке, то споря с ней:

– Я не дарил бы этого мальчугану, – ему надо купить что-нибудь такое, что он не сможет ни проглотить, ни сломать.

Когда все было закуплено, короткий день уже перешел в сумерки, и Жуанита порядком устала. Кент предложил зайти выпить чаю.

– Чаю! – обрадовалась она. – А куда же мы пойдем?

– В «Дейзи Чейн». Там хорошо.

Она пошла за ним по темной улице мимо светящихся в синеватом сумраке окон. В маленькой уютной чайной, где пахло свежим печеньем, Жуанита с блаженным ощущением опустилась на стул.

Когда чай был подан и девушка пересчитала свои пакеты и свертки и проверила, все ли закуплено, она спросила, вдруг став серьезной:

– Надеюсь, в этом нет ничего нехорошего?

– В чем? В том, что вы зашли со мной выпить чаю? – спросил Кент с легкой насмешкой. – Это одна из привилегий самостоятельных женщин!

Он внезапно впал в мрачное настроение. Это смутило Жуаниту, и она сказала с неуверенной улыбкой:

– Но одной из этих привилегий является и право платить за себя.

Вместо ответа он посмотрел на нее так хмуро, что сердце у нее упало: он обижен, это ясно.

– Терпеть не могу этого рода заявлений! Все мужчины их терпеть не могут, – сказал он резко.

Жуанита была утомлена. Кроме того, близость рождества, вопреки ее мужественным стараниям быть веселой, больно напоминала ей о ее одиночестве. Она сидела, опустив глаза на голубую тарелочку с мармеладом, и тарелочка расплывалась в тумане набегавших на глаза слез. Жуанита уже жалела, зачем посвятила Кента в свой план, пошла с ним вместе, зачем согласилась зайти выпить чаю.

Они оба молчали, и Жуанита, борясь со слезами, медленно ела свой бутерброд и пила чай из бледно-зеленой чашки.

Маленькая лампа на столе освещала ее пылающее, опечаленное лицо и гладкое черное платье на тяжело дышавшей от волнения груди.

Когда она немного успокоилась и решилась поднять глаза на Кента, она увидела, что он, опершись локтем о стол и склонив подбородок на руку, наблюдает за ней. Щеки ее еще ярче заалели, но опасность уступить слезам миновала, и она спросила с участием:

– Что это с вами, отчего вы такой?

Он поспешно занялся своей чашкой и, отпивая из нее, сказал:

– Простите, я разозлился из-за пустяка. Но не такой уж я бедняк, чтобы маленькая… чтобы такая девушка, как вы, не могла выпить со мною чаю, не жалея меня.

– Честное слово, мне и в голову не приходило жалеть вас, – с негодованием оправдывалась Жуанита. – Мне только захотелось во всем быть независимой, вот и все. Я пошутила. Я знаю, что чай здесь стоит тридцать пять центов, и не стала бы спорить из-за такой мелочи.

– Да, я знаю, – сказал Кент. – Но если бы… если бы вы пили здесь чай хотя бы… хотя бы с Билли Чэттертоном, я не думаю, чтобы вам пришло в голову сказать это… – Он сделал паузу и закончил уже другим, легким тоном с живым интересом в глазах: – А славный мальчик, не правда ли?

– Он, кажется, очень милый, – сказала Жуанита тепло.

– А знаете ли, что и вы тоже – очень милая? – спросил Кент с такой неожиданно ясной улыбкой, что радость вернулась в сердце Жуаниты, и она почувствовала, что может и говорить с ним, и смеяться, как раньше.

– Вы так непозволительно юны, – принялся объяснять Кент нежно и вместе с тем немного насмешливо, – такая золотая и розовая, и прелестная, и добрая. – И, не дав Жуаните опомниться, он продолжал болтать так, как в тот день на скале, дружелюбно и увлекательно.

Всю его мрачность и равнодушие как рукой сняло.

Затем, когда они окончили свой чай, оказалось, что Джонсон, один из шоферов Чэттертона, уже ожидал их в маленьком закрытом автомобиле. Жуанита, растроганная этим новым доказательством внимания со стороны Кента, была благополучно доставлена домой со всеми своими свертками и сохранила об этом вечере приятное воспоминание.

На следующий день уже с утра началась суета. Приносили письма и цветы, посетители осаждали дом, телефон звонил, не умолкая. Миссис Чэттертон ожидали в четыре часа, и, хотя Жуанита уговаривала себя, что ей незачем придавать такое значение встрече с блестящей миссис Чэттертон, она не могла не ощущать некоторого волнения при мысли о ней.

Во всем доме топились камины, благоухали цветы, словно в июньском саду, тогда как на дворе стояла зима. Мисс Руссель показала Жуаните великолепные комнаты миссис Чэттертон с палевой и бледно-зеленой французской мебелью, коврами нежных тонов, большими шелковыми подушками бледно-розового и темно-зеленого цветов. Всюду пахло фиалками, на столах лежали новые книги и журналы.