Кэтлин Норрис - Чайка

– Где вы откопали эту девушку, Анна?

– Но ведь я говорила… Она откликнулась на объявление в «Аргонавте». Не больны ли вы? Может быть, позвать Жюстину?

– Нет, нет! Я хочу побыть одна.

– Она очень молода, – осторожно сказала Анна, – но славная девушка, и у нее было столько горя! Она великолепно говорит по-испански, – сегодня, например, я слышала, как она болтала с одним из рабочих в саду и…

– Она успела завоевать вашу дружбу, – и это говорит в ее пользу, – открывая глаза, сказала госпожа уже обычным тоном. – Она мне напомнила человека, которого я когда-то знала, и это меня на миг потрясло… при такой усталости…

– Разумеется, – подхватила Анна.

– Я не выношу поезда, вы знаете… И всю прошлую ночь я не смогла сомкнуть глаз.

– А тут еще мы вас так утомили! Это уже моя вина!

– Ничуть, моя милая, вы всегда одинаково заботливы… Ну, теперь спускайтесь вниз, пришлите ко мне Жюстину и не огорчайтесь! Я утром потолкую с мисс Эспинозой – и тогда посмотрим…

– Удивительно, как легко вы запомнили ее имя, – восхитилась Анна, уходя. – А я долго не могла… Звала ее то мисс Валенсиа, то мисс Мильфлорес, словом – всеми испанскими именами, какие когда-нибудь слышала.

– Что такое случилось вчера вечером с моей матерью? – спросил лениво Билли, заглянув утром в рабочую комнату Анны Руссель. – У нее был какой-то припадок, она падала в обморок, кричала, и еще Бог знает что. Никогда в жизни не замечал за нею ничего подобного! Отца позвали наверх, посылали за врачом… Что произошло?

Анна с раскаянием вздохнула.

– Просто она была страшно утомлена, и все мы еще больше ее измучили. Бедняжка, такое путешествие, потом встреча в городе, толпа гостей, звонки по телефону, потом я (не знаю, где были мои глаза!) надоедала с письмами. В результате она заболела. Доктор говорит, что это – нервный припадок, истерия.

– Но это не похоже на нее! – заметил Билли, когда Анна замолчала.

– Не глядите так печально, мисс Эспиноза! Вы тут уж, во всяком случае, не виноваты! – добавил он, смеясь. – Что это вы делаете?

– Это самый важный из всех списков, – ответила она, занося аккуратно колонки в книгу. – Список тех, кого ваша мать приглашает на обеды. А вот эти, без звездочек, бывают только на больших приемах и к вечернему чаю.

– А что означают крестики? – продолжал спрашивать Билли, улыбаясь.

Она, невольно отвечая улыбкой на улыбку, принялась объяснять.

– Вот это означает – мистер и миссис, а здесь вот – я отмечаю разведенных. Надо же знать как писать адреса, чтобы не допустить оплошность…

– Ого! Это целая система!.. Забавное занятие!

– Это – обязанности службы, – значительно вставила мисс Руссель с ударением на последнем слове.

– Анна хочет деликатно выставить меня отсюда, – конфиденциально шепнул Билли Жуаните. – Но вы ей и вида не подавайте, что я это заметил!

– Мистер Билли, – снова не вытерпела Анна, видя, что болтовня Билли грозит затянуться, – если Жуанита не успеет окончить этот список лиц, которым надо послать цветы, то…

– Разрешите, я буду помогать, – с готовностью предложил Билли. Он придвинул свой стул, сел у стола напротив Жуаниты, схватив другую, чистую тетрадь. – Послать, – начал он тоном, который неминуемо должен был вызвать новый протест со стороны Анны, – миссис Мурей в лечебницу, по случаю рождения малютки, большую корзину роз. – Элизе Сэттерли – помолвка… Постойте-ка! Вот это, например, что?

– Мы обязаны вести списки всех подношений, какие ваша мать получала и делала другим, – объяснила мисс Анна, – иначе могла бы выйти неприятная путаница. Пока она была в отъезде, ее друзья здесь и умирали, и разрешались от бремени, и вступали в брак…

– Минутку! – остановил ее Билли. – Вы все это расположили в таком странном порядке, милые мои дамы! Тут у вас сначала умирают, а затем рожают младенцев!

– И на мне, – продолжала, не отвечая на его замечания, Анна с упреком в тоне, но с дрожавшим в уголках рта смехом, – на мне в это время лежала обязанность посылать цветы, конфеты и тому подобные вещи. Ваша мать никогда не посылает подарка к свадьбе или к рождеству, не заглянув предварительно в эту тетрадь, чтобы узнать, что она посылала в прошедшем году или что они посылали ей. Мы чуть было не послали мисс Гамильтон серебряный сервиз и к помолвке, и к свадьбе, а потом к рождеству. Хорошенькая бы вышла история!

– С тремя сервизами она могла бы открыть пансион, – пробормотал Билли, подмигнув Жуаните. Последней все более нравился Билли с его розовой кожей, голубыми глазами, волнистыми каштановыми волосами и сверкающей белозубой улыбкой. Она смеялась всякой его шутке.

Как он был красив, дружелюбен, и какой весельчак! Ей нравились его элегантные костюмы, она никогда раньше не видела таких близко.

Но, когда Анна вышла зачем-то из комнаты, он в ту же минуту «принялся за глупости», как мысленно сказала себе Жуанита. Он уже не казался ей таким очаровательным, как прежде.

– Мистер Чэттертон, не будете ли вы добры посмотреть те карточки, что у вас на руках, и сказать, нет ли там фамилии Сингльтон, – сказала она, углубленная в свое занятие. Через секунду, подумав, что он не расслышал, она подняла глаза и удивилась. Билли смотрел на нее с немного глупой улыбкой, совершенно уничтожавшей то, что ей нравилось в его лице.

– Эта мисс Сингльтон внимательнее к вашей матери, чем все другие, – поспешно сказала Жуанита, только чтобы что-нибудь сказать.

– Я думаю сейчас о другой маленькой мисс, – ответил Билли, многозначительно ухмыляясь.

Это было так смешно, нелепо, не похоже на обычную манеру Билли, что у Жуаниты даже дыхание перехватило. Она попыталась засмеяться со снисходительно-материнским видом, словно не видя, что молодой человек тянется через стол, чтобы положить свою руку на ее.

– Вы мне ужасно нравитесь, – бормотал он. – О, вы тонкая штучка!

Жуанита почувствовала неловкость и отвращение.

В эту минуту вошла Анна, и выражение лица и манеры Билли стали прежними. Жуанита глазам не верила, наблюдая быстроту этого превращения. Вот он снова веселый, забавный и пылкий мальчик – и только.

Молодая девушка сидела неподвижно, немного обиженная, немного испуганная и далеко не немного разочарованная.

– Неужели он сказал так? Да как он смел? И этот странный плотоядный взгляд, и глупое бормотание! Или мужчины все считают, что с девушкой можно обращаться так всякий раз, как представится случай? – подумала про себя Жуанита.

Но он снова был очень мил и усердно рылся в карточном каталоге. Жуанита насильно отогнала неприятное впечатление.

– Смотрите-ка, мать подарила леди Темпльтон к рождеству нефритовую чашу, – болтал Билли, – а к свадьбе старинный французский экран. А чем же отвечает Люси Темпльтон? Цветами! Это я называю мазурничеством. Мать определенно прогадала!