Сьюзен Поль - Похититель невест

— Я… я хочу, чтобы вы знали, — сказала Изабель, и голос ее прервался — Джастину стало ясно, что она из последних сил пытается подавить рыдания, — месяцы, которые я провела с вами, были самым прекрасным временем в моей ж-жизни…

Закрыв лицо руками, она залилась горькими слезами, содрогаясь всем телом от безудержных, разрывающих ему душу рыданий. Джастин окаменел, не решаясь утешить ее и страдая от нанесенного ему самому оскорбления. Он безмолвно постоял подле ее кровати, дав Изабель немного успокоиться, хотя ее прерывистое дыхание, нарушавшее повисшую в спальне тишину, свидетельствовало о том, что она все еще не может преодолеть своего горя.

— Мне не нужна Эвелина, — обратился он к ней, стараясь произносить слова ровным и уверенным, как обычно, тоном. — Она никогда не была мне ни нужна, ни желанна, и я никогда не изменял тебе с ней. Я уже говорил тебе это, однако ты по какой-то непонятной для меня причине не веришь мне. — Джастин с трудом сглотнул жесткий ком боли, стоявший в горле. — С того самого дня, как мы обвенчались, я просил тебя лишь об одном — хоть немного доверять мне. Представить себе не могу, что я такого натворил и чем так жестоко оскорбил тебя — исключая ужасные слова, что наговорил тебе в гневе. Но ведь ты простила меня — ты сама мне об этом сказала. Если теперь, спустя те месяцы, что мы прожили вместе, ты считаешь, что так и не можешь поверить мне, возможно, ты права. Я и впрямь ошибся, выбрав тебя из всех других женщин, и ты действительно должна отправиться к моему брату — ведь ему, если не ошибаюсь, ты всецело доверяешь. А теперь выслушай меня, Изабель. Я все равно отошлю Эвелину прочь, поскольку уже никогда не смогу видеть ее, не вспоминая при этом, как дорого обошлось мне ее присутствие. Когда-то я проявил к ней сострадание и поступил так, как надлежит поступать благородным рыцарям английского королевства, — однако, если бы я знал тогда, что, предложив ей свой кров, я из-за этого навсегда потеряю тебя, я бы ни за что не позволил ей переступить порог моего дома. Возможно, я говорю глупости. Даже если бы она и не приехала к нам, ты все равно никогда не осчастливила бы меня ни своим доверием, ни своей любовью. Скажи, разве я не прав?

Изабель оцепенела, и ему показалось, что даже дыхание ее замерло, но в следующий момент, приподнявшись на локте, она рванулась к нему.

— Джастин!.. — только и смогла вымолвить она, глядя на него широко открытыми глазами. Лицо ее заливали слезы.

В душе Джастина все умерло, у нее нет больше власти над ним, теперь она бессильна ранить его еще больнее, чем ранила.

— Я немедля напишу Александру и попрошу прислать провожатых, чтобы доставить в Гайр и тебя, и Сенета, если он решит отправиться с тобой. Прости, но я не смогу пожелать тебе доброго пути, весьма срочные дела вынуждают меня на какое-то время покинуть Тальвар. Я желаю тебе счастья, Изабель. Дай Бог, чтобы ты нашла его в доме Александра, если не смогла обрести его здесь, со мной.

Он вышел, плотно затворив и заперев за собой дверь, соединяющую спальни супругов. Не обращая внимания на мольбы и слезы Изабель, он написал короткое послание Александру и быстро уложил седельную сумку. Час спустя Джастин отдал своим воспитанникам подробные распоряжения и, не сказав больше никому из домашних ни слова, оседлал верного Синна и выехал за ворота Тальвара.

— И почему только сэр Джастин уехал так поспешно? — недоуменно поинтересовалась Оделин, поудобнее прилаживаясь головой к плечу Сенета. — Да и вид у него, похоже, был совсем несчастный.

Сенет нежно прижался губами к ее лбу, сонно пробормотав в ответ:

— Не знаю. Должно быть, они с Изабель крепко повздорили, потому что с утра он не собирался никуда уезжать. Я еще никогда не видел сестру такой расстроенной, но она решительно отказывается объяснить мне, в чем дело. Почти весь день она провела, запершись с Эвелиной, а это вовсе на нее не похоже.

— Да, все это очень и очень странно, — рассудительно молвила Оделин, прикасаясь к груди Сенета там, где слышалось ровное биение сердца. — Жаль, что ты не хочешь сделать меня своей женой прямо сейчас. Почему мы с тобой не можем пожениться без венчания?

С улыбкой, которую она не могла видеть в полумраке сеновала, где они, обнявшись и пригревшись, лежали в душистом сене, юноша ответил:

— Если ты думаешь, что причина в том, что ты нежеланна мне, то ошибаешься. Нам просто следует подождать. И вот что я тебе скажу: никогда еще мне не было так трудно не потерять голову, как сейчас, охраняя твою невинность. — Он поцеловал ее в нос. — Я слишком люблю тебя и не хочу, чтобы ты забеременела, пока не станешь взрослой.

— Но я и так уже старая! — возмущенно воскликнула она. — Почти у всех женщин моего возраста есть по одному, а то и по два малыша. Скоро надо мной станут насмехаться и говорить, что я ни на что не гожусь.

Повернувшись на другой бок, он ответил:

— Годишься, — и поцеловал ее в губы. Когда Сенет, наконец, нашел в себе силы оторваться от нее, он шутливо заявил: — Знаешь, сдается мне, что кое на что ты все же годишься, милая моя невеста. И предупреждаю заранее: ты еще успеешь утомиться, потому что тебе достанется весьма требовательный муж.

Ее руки скользнули под его тунику, все сильнее прижимая к себе.

— Сенет, пожалуйста…

— Оделин, прелесть моя, не искушай меня, — предостерег он девушку и снова поцеловал ее в губы, а затем еще раз и еще. — Я так хочу тебя, что ты снишься мне, даже когда я бодрствую.

— Тогда почему же нам с тобой не быть вместе?

— Именно так мы и поступим, как только нас официально обвенчают, клянусь тебе. — Его пальцы нежно гладили ее щеку. — Но никак не раньше. Обещаю тебе, Оделин, радость моя, что по моей вине тебе никогда не придется страдать от бесчестья, потому что я люблю тебя больше жизни и никогда не позволю себе опозорить тебя. Хватит уже и того, что мы с тобой часто бываем наедине на конюшнях — это уже само по себе не больно-то хорошо, ведь нам приходится проникать сюда тайком, словно мы ночные грабители. Мне следует быть сильнее и не поддаваться сладкому искушению, но, видать, это просто невозможно. Ты столько для меня сделала, любовь моя…

Она повернула голову, целуя его пальцы.

— Я люблю тебя, Сенет.

На лице его отразилось изумление.

— Твою любовь я ценю выше всего на свете, хотя и не перестаю удивляться — ведь я так безобразен и мне так отчаянно не везло в жизни.

— Да нет же! — горячо возразила она.

— Ведь я был невольником, — напомнил он ей, — и с головы до ног покрыт уродливыми шрамами.

Кончики ее пальцев, блуждавшие под его туникой, нащупали и нежно погладили один из шрамов.

— Если бы это было в моих силах, я бы все их разгладила, но лишь потому, что они заставляют тебя страдать, — ответила она. — А мне самой ты кажешься прекраснее всех на свете, честное слово.