Татьяна Романова - Кассандра

«Что за чушь мне мерещится? — подумал он, — Штерн, который женится в католическом соборе Брюсселя, это — трижды анекдот».

Он отвернулся от окна и, вопросительно подняв брови, поглядел на адъютанта герцога Веллингтона, восседающего за маленьким столиком около двери командующего. Тот развел руками и пожал плечами, кивнув на дверь, как бы говоря, что не имеет никакой информации о злополучном письме. Алексей хмыкнул и вновь повернулся к окну. Молодожены и девушка уже успели сесть в экипаж и сейчас поворачивали за угол. Алексей мысленно пожелал им счастья, а сам вернулся к тому, что так тяготило его сердце. В битве при Ватерлоо, где русские не принимали никакого участия, он умудрился потерять своего помощника, который за три месяца успел стать ему другом. Князь должен был сегодня выехать в Париж, куда во главе русской армии направлялся император Александр, но до сих пор не имел никаких сведений о судьбе Михаила Печерского.

Когда разведка донесла Веллингтону, что Наполеон с двухсоттысячным отрядом вступил на территорию Бельгии, тот сразу решил, что отсиживаться в столице не станет, а выдвинется навстречу французам и встретит их на выгодной для себя позиции в пятнадцати милях южнее города. Но англо-голландская армия, которой он командовал, почти вдвое уступала противнику по численности. Веллингтон ожидал подхода прусских войск под командованием Блюхера, тогда силы бы сравнялись. Учитывая, что армия Наполеона состояла, в основном, из вновь набранных рекрутов, а резервы из гвардии и тяжелой конницы у императора были минимальны, союзники могли победить. Но Веллингтон понимал, что это так же ясно, как и он, видит французский император. И, уже изучив за десять лет все повадки своего противника, герцог полагал, что Наполеон постарается разбить Блюхера до того, как он соединится с англичанами.

Алексей находился в шатре Веллингтона, когда запыленный офицер на рассвете семнадцатого июня привез письмо из штаба прусской армии. В нем сообщалось, что накануне Наполеон разбил пруссаков на позициях у реки Линьи в нескольких десятках миль к северу от Ватерлоо, и генерал Блюхер отступил вглубь территории, потеряв треть людей и все орудия. Наполеон отправил корпус маршала Груши преследовать отступающего противника, а сам движется навстречу армии Веллингтона, занявшей позиции у Ватерлоо.

Бледный, как полотно, герцог спросил только одно:

— Блюхер жив?

— Да, ваша светлость, — подтвердил офицер, — генерал жив, избежал плена и пытается собрать остатки армии.

Когда Веллингтон надолго замолчал, Черкасский решил, что тот даст немедленный приказ отступать, но герцог справился с собой и тихо сказал, обращаясь не только к своим командирам, но и к Алексею, как представителю русского императора:

— Раз Блюхер жив, значит, он соберет остатки своих полков и придет нам на помощь, он знает, что иначе мы потерпим поражение. Нам нужно дождаться Блюхера.

От князя не укрылись скептические взгляды, которыми обменялись между собой несколько молодых английских офицеров. Алексей, в первый раз столкнувшийся с полками Наполеона под Аустерлицем восемь лет назад, уже был не так категоричен и знал, что военное счастье — штука капризная, и, в отличие от англичан, он уже участвовал в сражениях, где Наполеон терпел поражение. Поэтому князь философски подумал:

«Дай Бог Веллингтону удачи и выдержки. Если у него хватит мужества не отвести свои войска, а крепко стоять на удобной оборонительной позиции, может быть, он окажется прав, и Блюхер придет ему на помощь».

За эти три месяца, что Алексей с графом Печерским провели в ставке союзников в Бельгии, они уже выработали для себя такой порядок работы: Черкасский неотлучно находился рядом с главнокомандующим союзной армией, а Печерский ездил, выполняя его поручения, то к пруссакам, то к голландцам, то добывал для друга сведения о дислокациях всех войск у местного населения, которое охотно помогало щедрому русскому офицеру.

Утром семнадцатого июня прусских полков все не было. Михаил уже сообщил другу, что местные крестьяне видели корпус французской конницы, который преследовал отступающих пруссаков.

— Скорее всего, это — корпус маршала Груши, — предположил Алексей, — маршала Нея император перед решающей битвой не отпустит от себя. Груши — осторожный человек, и, по данным разведки, в его войсках много новобранцев, скорее всего, он не станет действовать жестко, а вот Блюхер сейчас, спасая свое имя от позора, будет действовать решительно — он должен прийти на помощь Веллингтону. В крайнем случае, мы увидим обоих. Ставлю на то, что Блюхер придет первым.

— Спорить не буду, потому что согласен с тобой, — улыбнулся Печерский. — Как будем действовать в завтрашней битве?

— Ты находишься все время рядом со мной. Это — приказ. Все остальное будем решать по мере того, как будут разворачиваться боевые действия, — велел Черкасский. Он очень беспокоился за молодого друга, которого успел полюбить, оценив его храбрость, благородство и искренность. Было совершенно ясно, что тот так и рвался в бой с французами.

— Мишель! Я на всякий случай повторяю тебе еще раз, что русские войска в этой битве не участвуют, — повторил Алексей и, услышав досадное хмыканье Печерского, успокоился — похоже, что друг смирился и будет беспрекословно выполнять приказания.

Англо-голландские полки стояли в парадном строю на заранее укрепленных позициях у маленькой бельгийской деревушки Ватерлоо. Но французов все не было. Мелкий нудный дождик поливал ярко-красные и синие мундиры, размывая воинственный дух солдат. Вечерело, и становилось ясно, что сегодня боя не будет, но как только Веллингтон дал сигнал отбоя, из-за леса показались французские полки.

— Сколько их, как ты думаешь? — тихо спросил Михаил, стоя за спиной друга, — хотя бы грубо прикинь.

— Пока не очень много, чуть больше, чем у Веллингтона, но англичане сидят в обороне, это всегда легче, чем наступать. В любом случае, бой будет только завтра, пойдем спать, утро вечера мудренее, как говорила моя бабушка.

Друзья пошли к своей палатке, поставленной рядом с шатром герцога Веллингтона, и попытались устроиться на ночлег на охапках сена, застеленных попонами. Князь, уже повидавший немало сражений, уснул практически сразу, но его молодой товарищ так и не смог заснуть. Мысли его все время возвращались к маленькой цыганке. Эти привычные размышления стали самыми светлыми мгновениями в его кочевой жизни. Вот и сегодня — Михаил закрыл глаза, и перед его внутренним взором встало прекрасное лицо в ореоле светлых волос и огромные золотисто-карие глаза в обрамлении пушистых ресниц.

«Господи, дай мне снова встретиться с ней, — попросил граф, — верни мне мою любовь».