Уинстон Грэхем - Корделия

– Не сомневаюсь в том, – сказал мистер Фергюсон, – что найдутся деловые партнеры, которые будут отговаривать меня от того, чтобы возлагать такую ответственность на женщину. Это не должно вас тревожить.

– Спасибо, – Корделия постаралась, чтобы ее голос звучал тепло. – Вы более чем добры, мистер Фергюсон. Брук будет счастлив.

Он сказал:

– Живя обыденными заботами, перестаешь видеть перспективу. Но внезапно в нашу жизнь врывается подлинная трагедия, и у нас открываются глаза. Вы говорите, Брук? Вряд ли. Брука в последнее время ничто не радует. Но поговорите с ним. Может быть, ваше влияние поможет ему ощутить прилив энтузиазма.

– Его что-то не устраивает?

– Во-первых, его раздражает любое сделанное вам предложение.

– Да, я знаю.

– Во-вторых, эта нелепая шумиха вокруг моего брата. Брук стал очень раздражителен, любая мелочь выводит его из себя.

– Может быть, не стоит включать меня в число руководителей компании?

– Тогда вся затея теряет смысл.

– Но я не могу принять ваше предложение в случае его несогласия.

Мистер Фергюсон встал.

– Я думал об этом. Помните, как один король решил разделить свое королевство? Одну из дочерей звали Корделия. Но он был слепцом и не понял истинной цены ее поступков, в основе которых лежали гордость, подлинная добродетель и верность. Наш случай несколько иной.

Корделия метнула на него тревожный взгляд.

– Наш случай иной, – повторил мистер Фергюсон. – К счастью, я не слеп, а вы не гордячка. Хотя подчас мне кажется, что чрезмерная лояльность тоже может быть недостатком. А как вы думаете?

– Не знаю.

– Вы чрезмерно лояльны. В этом есть свои опасности.

– Вы ошибаетесь, – от всего сердца сказала она; на глаза навернулись слезы.

– Надеюсь, вы примете мое предложение.

– Благодарю вас.

Не дожидаясь ее ухода, мистер Фергюсон отвернулся к окну и застыл, глядя на слабо освещенные кусты.

По окончании приема к Берчу нагрянул нежданный посетитель.

Половину дома, где жил Роберт, по-прежнему занимала вдова его предшественника, и он по-холостяцки держал только одну служанку, которая ушла вместе с последним пациентом.

Сначала он не узнал своего гостя. Стивен подошел к свету.

– О, да это Кроссли! Я вас не узнал. Заходите, пожалуйста.

В его голосе прозвучали самые разные чувства, и Стивен это отметил.

– Спасибо.

Он последовал за врачом наверх, в небольшую, заставленную книжными полками комнату, с двумя лампами под абажурами да старым спаниелем на коврике перед камином.

– Я помешал? Больные или еще что-нибудь?

– Нет, нисколько. Садитесь. Вы курите?

– Спасибо, я предпочитаю сигары, – Стивен опустился в кресло и пригладил волосы. Роберту показалось, что он чувствует себя немного не в своей тарелке. Он вдруг остро ощутил убожество своего костюма.

– Давно вы не бывали в этих краях! Несколько лет, не так ли?

– Около трех. Я большей частью жил в Америке. Но заехал на несколько дней сюда, вот и подумал, что стоило бы повидаться с друзьями.

Роберт был несколько удивлен тем, что его причислили к друзьям, но не показал виду.

– Очень рад. Вы уже были у Фергюсонов?

– Нет, -Стивен зажег сигару от свечи. -Благодарю вас. То есть, я заезжал, но их не оказалось дома. Как-нибудь загляну еще раз. Как они поживают?

– Прекрасно. Вы слышали о феноменальном успехе старого Фергюсона?

– Нет, -Стивен внимательно выслушал рассказ Берча. -А я-то считал его выжившим из ума. Должно быть, это действительно вклад в современную науку. – Они еще немного потолковали о Прайди. Затем Стивен спросил: -А другой старикан – Слейни-Смит? Говорят, он покончил жизнь самоубийством?

– Да. После того злополучного сеанса в доме Фергюсонов он пристрастился к спиритизму.

– Я знаю. Судя по тому, что я слышал, все так и рвутся накинуть мне петлю на шею – как будто это я толкнул его под поезд?

Берч усмехнулся и почесал спаниеля за ухом.

– Ну, не до такой степени.

– Мне очень жаль, – сказал Стивен. -Действительно очень жаль. Но, говоря по совести, это же абсурд – уподобляться иудейскому пророку. Да если бы мы рассчитывали последствия наших слов и поступков до третьего колена, нам всем следовало бы уйти в монастырь и отказаться от всякой деятельности – и пусть мир катится в тартарары. Вы же умный человек, Берч.

– Я вас понимаю.

– Красиво – и очень глупо. Просто уму непостижимо. Прежде всего, я никогда не мог понять дружбы между Фергюсоном и Слейни-Смитом. Должно быть, старикубит горем?

– Не будем преувеличивать.

– Интересно, приходит ли ему в голову, что Слейни-Смит тоже причинил в жизни немало зла, читая лекции, направленные против религии, кощунствуя и пропагандируя свои однобокие доктрины? Скольким людям он привил атеистические взгляды, а может быть, и довел до самоубийства, если ему попался кто-то слабый, нуждавшийся в одном единственном толчке в пропасть.

– Полагаю, – возразил Берч, – трудно судить человека за то, что он открыто провозглашает свои верования или их отсутствие, – разумеется, если он искренен?

– Вы знаете, он приезжал ко мне. Я как раз только что возвратился из Штатов. Сначала я не заметил в нем ничего необычного. Когда он сообщил, что видел на эстраде Клодиуса, я понял, что игра окончена, и тотчас признался. Он же не верил в сверхъестественное – я ожидал, что он посмеется вместе со мной. Это же всего-навсего фокус, шутка! А если говорить об искренности – как он мог все два года продолжать читать лекции по атеизму, если уверовал в спиритизм? По-вашему, это говорит об искренности?

– Это говорит о тяжелейшем внутреннем конфликте, – возразил Роберт. – Доказательством послужило его самоубийство.

– Оно послужило доказательством отсутствия чувства юмора, – парировал Стивен. – Господи! Да если все начнут сигать под поезд при первом же разочаровании в своих философских взглядах – что будет с миром?

– Я его не оправдываю, а просто говорю, что все не так просто.

– О да! Они в первый же вечер показались мне такими напыщенными… кажется, вас тогда не было. Так и хотелось преподать им небольшой урок!

– И вы решили проучить их.

– Да. Более или менее.

В комнате воцарилось молчание. Оба собеседника почувствовали раздражение. Наконец Стивен спросил, пытаясь сменить тон на более дружелюбный:

– Как поживает миссис Фергюсон?

– Спасибо, хорошо.

– Брук здоров? Излечился от пневмонии?

– Вполне.

– Чем она занимается?

– Миссис Фергюсон? Должно быть, обычными делами.

– Не очень-то подходящий дом для такой женщины – вам не кажется? И вечно больной муж.

– Фергюсоны – мои добрые друзья.