Аманда Маккейб - Пугливая герцогиня

— У нас будет ребенок?

— Да. Но не стоит волноваться, любимый мой. Я очень выносливая и гораздо сильнее, чем это кажется на первый взгляд, к тому же вы ведь будете рядом. Я абсолютно убеждена, что все разрешится благополучно, — торопливо проговорила она, стараясь приободрить его, а заодно и себя.

Он прервал ее пламенным поцелуем.

— Все лучшие доктора будут к вашим услугам, лучшие медсестры и акушерки, все, что только понадобится, — говорил он, снова осыпая ее поцелуями.

Эмили засмеялась:

— Все, что мне нужно, — чистый свежий воздух, акушерка и вы. Все будет хорошо, и со мной, и с нашим малышом, я обещаю.

— Это обещание вы обязаны выполнить. Я не смогу без вас, Эмили. Вы все для меня.

— Так же как и вы для меня. — Эмили положила голову ему на грудь и, закрыв глаза, с упоением слушала, как бьется его сердце. — Теперь мы есть друг у друга, и у нас будет все, что нужно для счастья, Николас.

Теперь они неразлучны на всю оставшуюся жизнь.

Николас мерил шагами библиотеку в Скарнли-Эбби, снова и снова проходя от резного мраморного камина до окна, в которое врывался теплый весенний воздух. Его предки взирали на него с портретов, висевших вдоль стен, с некоторым неодобрением, но он не замечал их. Как не замечал ни легкого ветерка, доносившего из сада нежное благоухание цветов, ни счастливых криков своих племянниц, гулявших по витиеватым аллеям.

Все, о чем он мог думать, — спальня прямо над ним, в которой Эмили, отдавая все свои силы, должна была вот-вот принести в этот мир их ребенка. Он не слышал ни криков, ни стонов, однако его воображение рисовало всевозможные пугающие сцены, неведомые ему несчастья, которые только могли произойти с его любимой женой в этой загадочной комнате.

— Ник, присядь, — посоветовал Стивен, сидевший в кресле возле книжных полок. В руке его был графин бренди. — От твоих бесконечных метаний по комнате в глазах рябит и на ковре останется дыра. Сядь и выпей.

Николас помотал головой:

— Я не могу усидеть на месте.

— Так ты нисколько не поможешь Эмили. С ней Жюстина, Шарлотта, ее невестка, акушерка и еще бог знает сколько прислуги. С ней все будет хорошо.

— Все уже должно было закончиться, — бормотал Николас.

Он остановился у окна, взглянул на Кэтрин и маленькую Анну, семенившую за ней на своих крохотных заплетающихся ножках, и нянек, бегавших за ними по саду. Золотистые волосы и белые платьица племянниц развевались и словно светились на солнце, их звонкий смех, будто музыка, ласкал слух.

Созерцание дочерей своих сестер, таких крепких и пышущих здоровьем, несколько приободрило его. Но все-таки почему так тихо?

— Ты сказал, она почувствовала первые схватки утром. Жюстина сказала, что все это может продлиться много часов. — Стивен стал терять терпение и снова протянул ему бренди. — Выпей, братец, уверен, тебе это поможет.

Наконец Николас сдался. Он тяжело опустился в кресло напротив Стивена и сделал большой глоток янтарного бренди. Пил медленно, стараясь распробовать бодрящий напиток.

— Это, пожалуй, лучшая бутылка в моей коллекции вин.

— По такому важному случаю все только самое лучшее! — с энтузиазмом произнес Стивен и опустошил свой бокал. — К тому же у меня в Финкот подобного не найти. Я хочу воспользоваться всеми преимуществами пребывания в Скарнли.

Внезапно мимо открытой двери пробежала Мэри, служанка Эмили, с тазом полным окровавленных лоскутов. Николас вскочил и бросился к двери, но ее уже и след простыл. В доме вновь воцарилась тишина.

— Черт возьми, — снова проворчал он. — Почему никто не говорит мне ни слова о том, что происходит с моей женой?

— Возможно, потому, что еще ничего не происходит, Ник, — увещевал Стивен. — Отвлекись на некоторое время.

— Тебе легко говорить. Я посмотрю на тебя в подобной ситуации. Уверен, присутствия духа у тебя поубавится.

— Ты говоришь как наши сестры, они бесконечно допекают меня, с тех пор как ты благополучно женился. — Стивен налил себе еще бренди. — Если брак делает человека таким нервным, то нет уж, увольте.

Николас прислонился к дверному косяку и скрестил руки на груди.

— Кстати, Шарлотта говорила мне что-то о своей подруге Мэй Холфорд. Она сказала, ты…

Но он внезапно замолчал, увидев, что в коридоре появилась Жюстина. Волосы ее беспорядочно выбивались из прически, платье было в каплях воды и чём-то, пугающе напоминающим кровь. Но при этом она улыбалась.

— О, Николас! — нежно сказала она. — У тебя родился сын!

— У меня… сын? И он жив? А Эмили? С ней все в порядке?

— Да, все замечательно. Конечно, она очень устала, но чувствует себя хорошо. Роды были достаточно легкими, особенно учитывая, что это первый ребенок. Мне нужно идти к ней, — добавила она, удаляясь к лестнице и перепрыгивая через ступеньку.

Эмили в безопасности, это главное, но, чтобы быть абсолютно уверенным, он должен увидеть ее.

— Ник, тебе туда еще нельзя! — успела крикнуть ему вслед Жюстина.

— Ничто не остановит столь отчаянно влюбленного мужчину, Жюсси, — сказал Стивен. — Пойдем выпьем со мной. Нужно отметить появление наследника, да благословит его Господь. Теперь я избавлен от этого груза!

Николас ворвался в покои Эмили. Там толпились женщины: Шарлотта, Эйми Кэрролл, пышнотелая профессиональная акушерка, на присутствии которой Эмили настояла по совету лондонского доктора, и леди Морби, которая уже оправилась от обморока. Все окна были закрыты, в очаге пылал огонь, отчего в просторной дворцовой комнате было очень душно.

Но Николас не замечал ничего, кроме занавешенной кровати, забросанной смятыми одеялами и высокой горой подушек. Он увидел Эмили, но, в отличие от образа из ночных кошмаров, что мучили его с тех пор, как он узнал о ее беременности, она не была бледной и неподвижной. Влажные щеки горели ярким румянцем, волосы прилипли к покрытому испариной лбу. Она смотрела на маленький сверток в своих руках, и нежная утомленная улыбка сияла на ее лице.

Эмили подняла взгляд и увидела Николаса. Протянула руку ему навстречу. Ее изумрудные глаза светились теплом и нежностью.

— Ах, Ник, мой милый. Подойдите, взгляните на него.

Он подошел к ней, сердце его переполняли надежда и бесконечное ощущение счастья, неведомое до этого дня. Он сжал ее руку, теплую благословенную руку, и поцеловал ее прежде, чем посмотреть на младенца, уютно устроившегося на руках у матери.

Он был красным, его личико выражало чрезвычайное неудовольствие по поводу того, что он столь неожиданно оказался в этом новом, таком ярком мире. Макушку его покрывал светлый пушок. А когда он взглянул на родителей, Николас готов был поклясться, что увидел в его глазах изумрудный огонек, такой же, как у его мамы. Он отчаянно махал кулачками, что было как раз в духе семейства Мэннинг.