Ева Наду - И пусть их будет много

— Знал, — ответил спокойно Мориньер. — Доедайте, друг мой. Нам пора.

Наконец, — заканчивалась третья неделя их пребывания в Марселе, — они завершили все дела в городе. Обсудили все детали и обговорили самые незначительные мелочи.

Судно, предназначенное для Жака Обрэ, было готово и спущено на воду. Команда набрана. Оставалось дождаться прихода в Марсель двух, принадлежащих Обрэ, фелук [4] Фелука — небольшое палубное судно со своеобразными косыми парусами, встречалась в военных и торговых флотах Средиземного моря. .

— Еще раз подумайте, насколько вы можете доверять каждому из членов вашей небольшой флотилии, — сказал Мориньер, стоя на капитанском мостике только что спущенного на воду судна. — Пока будет время, присмотритесь к вашей новой команде. При малейшем подозрении — избавляйтесь от неподходящих людей. Лучше сделать это здесь, на берегу. Пока вы не оказались поставлены перед выбором — сначала повесить человека или выбросить его за борт живьем. Этот выбор — не из приятных. А ошибки в таком деле часто слишком дорого обходятся.

Посмотрел на Жака. Тот понял. Вспомнил. Кивнул.

— Я знаю, — ответил.

Он, в самом деле, знал.

Но был благодарен за это напоминание. И за участие в его судьбе.

Обрэ казалось иногда, что он понимает Мориньера, как никто другой. Но, понимая, никогда не решался задавать ему вопросы. Не имел права.

Вот и в этот раз, когда они остановились на развилке попрощаться, он хотел было спросить… Но не смог. Сказал только:

— Все будет в порядке, монсеньор. Не беспокойтесь. Я прослежу.

— Я не сомневаюсь, — спокойно ответил Мориньер. — Я буду ждать вас в Париже. Когда вы явитесь туда, все необходимые бумаги будут готовы.

Когда прошли десять обещанных Мориньером дней, Клементина начала ждать. Считала дни. Одиннадцатый. Двенадцатый. Добавила еще три дня — на всякие непредвиденные задержки.

Начала считать снова с шестнадцатого. К двадцатому дню стала перебирать дни вслух. Просыпалась с утра, встречала Пюльшери вопросом:

— Ну, как? Не приехали?

Нянюшка качала головой:

— Нет, детка. Как только приедут, я тебе сразу скажу. Не беспокойся. Дорога теперь непростая — зима. А они, ты же видела, мужчины сильные. Ничего с ними не случится.

— Я не беспокоюсь, — отвечала. — Я не беспокоюсь… Просто после отъезда Лароша с Бриссаком…

Встретилась взглядом с Пюльшери.

— Это все беременность, — потупилась.

— Конечно, милая. Конечно.

Отъезд Лароша и Бриссака, вне всякого сомнения, пошел Клементине на пользу. Это было понятно всем.

Она стала спокойнее, увереннее в себе. По утрам кораблем выплывала из своей комнаты, спускалась вниз, сидела у камина. Снова вернулась к хозяйственным делам. Вспоминала сердитое мориньеровское: "Мне странно видеть, что хозяева в вашем замке — слуги". Краснела.

Она, правда, выказала тогда непростительную слабость. Теперь компенсировала упущенное: ходила по комнатам, раздавала служанкам указания, проверяла их выполнение. Следовало признать, что девушки работали усердно и добросовестно. Можно было и не контролировать.

Впрочем, Клементина делала это для своего успокоения и из не осознанного, кажется, до конца желания доказать этому гордецу Мориньеру, что она по-прежнему сильна и готова к испытаниям.

Представляла себе, как они будут сидеть вечером за ужином, вести долгую светскую беседу. Как она хорошо, уверенно будет говорить. Она утрет нос этому несносному задавале.

Что ж… если некоторые не могут обойтись без иронии, она накормит их ею до отвала. С какой стати этот несносный граф считает, что она не в состоянии дать ему отпор?! Он просил "прежнюю Клементину"? Он ее получит!

Так, в подготовке к этой необъявленной и отложенной ею же битве Клементина проводила дни. Она впервые с нетерпением ждала приезда Мориньера, а с ним — и его друга Обрэ. Готовилась встретить их во всеоружии.

Именно поэтому, когда за окном раздался шум, свидетельствующий о том, что гости, наконец, пожаловали, она встрепенулась, поднялась. Вышла на террасу, позабыв набросить на плечи подбитый мехом плащ, без которого теперь, зимой, вне стен замка нечего было и делать.

Коснулась рукой перил, замерла в недоумении. Во двор въезжал только один всадник.

"Что-то случилось! — запаниковала вдруг. — Он не приехал, потому что что-то случилось!"

Кивнула, едва дыша, приветствовавшему ее гостю. Произнесла обязательное:

— Я рада вас видеть, господин Обрэ.

Проследила взглядом, как Пьер принял коня, повел его в конюшню. Сделала приглашающий жест: "входите!"

Провела в зал, усадила в кресло у камина. Приказала подать вина и чего-нибудь перекусить, пока будет готовиться ужин. Ждала подходящего момента, чтобы задать волнующий ее вопрос…

Сидя напротив Обрэ, вдруг почувствовала себя странно неловко.

"Просто я его почти не знаю, — сказала себе мысленно. — С Мориньером бы такого не было…"

За последние недели она заметно поправилась, отяжелела. "Я стала такой неуклюжей", — подумала смущенно.

Обрэ же смотрел на нее: на ее припухшие веки, на ставший очень заметным живот, на осторожные движения, — как будто, прежде чем двинуться, она продумывала каждый свой жест, каждый поворот… Смотрел и чувствовал внутри себя удивлявшую его нежность.

— Я очень благодарен вам, графиня, за ваше гостеприимство, — сказал, чтобы как-то рассеять, разуплотнить ставшую труднопереносимой тишину, — Я должен сказать вам… Господин Мориньер просил передать вам свое сожаление, мадам. Только недостаток времени не позволил ему посетить ваш замок на обратном из Марселя пути.

Выдохнула облегченно: "Ах, вот чем дело! Слава Богу!"

— Вы задержались в пути, господин Обрэ… Ваше путешествие оказалось успешным? — спросила.

— Были некоторые сложности, — ответил, замявшись. — Но, в конце концов, да — нашу поездку можно назвать удачной.

Она улыбнулась.

— Я счастлива это слышать. Откровенно говоря, я беспокоилась, — зачем-то добавила.

Он кивнул — понимаю. Без лишних слов, без привычной всякому светскому человеку многозначительности.

Клементине хотелось быть искренней и открытой. И ей казалось, что с этим человеком она может себе это позволить.

За короткое время Обрэ занял в доме положение устойчивое и одновременно двойственное. С одной стороны, он продолжал оставаться гостем — не докучливым и приятным. С другой, как-то незаметно для окружающих стал своим без оговорок. Очень скоро обнаружилось к тому же, что он совершенно незаменим.

Обрэ первым встречал Клементину, когда та выходила из спальни и спускалась в зал. Стоило ей появиться на верхней ступени лестницы, он делал несколько шагов вперед, протягивал ей руку, помогая сойти вниз. Непринужденно поддерживал беседу за столом. Сразу после легкого завтрака выходил с Клементиной — пройтись.