Барбара Картланд - Заложница

— Восхитительное дитя! — прощебетала она. — Да и что же в том удивительного, дорогой, ведь это ваша дочь.

Норина замечала, что отец с наслаждением слушает лесть своей новой жены. Было совершенно очевидно, что он попал под ее обаяние. Однако Норина была достаточно прозорлива, чтобы понять — страсть отца к Виолетте не имела ничего общего с тем чувством, которое он питал к ее матери.

Он испытывал к Виолетте физическое влечение, а она своей ежеминутной лестью и вкрадчивыми манерами внушала ему уверенность в его мужественности и силе.

«Как случилось, что Господь свел меня с таким прекрасным человеком?» — повторяла она двадцать раз на дню.

Каждое свое обращение к Норине она сопровождала словами: «Как блестяще сказал ваш умнейший отец…» или «Всякая девушка была бы счастлива иметь такого благородного и щедрого отца! Как бы мне хотелось, чтобы мой отец хоть немного походил на него!»

Норина прекрасно понимала, что присутствует на представлении великолепно поставленной комедии. Виолетта же утверждала, что спасла лорда Седжвина от убогого и печального существования, но Норине все эти заявления казались сомнительными и лишенными всяких оснований.

Не вызывало сомнения лишь то, что Виолетта стремилась любым способом удалить дочь от отца. Она настаивала на отправке Норины в колледж для завершения образования, но лорд Седжвин не пожелал даже слышать об этом:

— Я терпеть не могу все эти новомодные школы, где головы прелестных девушек забивают трескучими идеями, и, вообще, я хочу, чтобы Норина всегда оставалась со мной.

Виолетте пришлось покориться. Тогда она занялась поисками бесконечных учителей и наставников для девушки. Она надеялась, что постоянные уроки и занятия не оставят падчерице времени для общения с отцом.

Впрочем, Норина впоследствии нашла в этом и положительный момент — она получала блестящее образование, значительно более полное, чем большинство ее сверстниц. Следуя традиции, знатные родители посылали своих сыновей в Итон, потом в Оксфорд. Девочек же, как правило, оставляли на попечении домашних учителей, чьи познания редко существенно отличались от познаний их учениц.

Таким образом, Виолетта создала для падчерицы чрезвычайно перегруженную занятиями жизнь, так что у девушки почти не оставалось свободного времени. Единственным удовольствием, в котором ей никто не мог отказать, были прогулки верхом.

К счастью, Виолетта была плохой наездницей, поэтому эти утренние прогулки безраздельно принадлежали Норине и ее отцу. Только здесь у них появлялась возможность свободно говорить друг с другом, как в те счастливые времена, когда ее мать была жива.

Девушка понимала, что хотя отец никогда не говорил ей об этом прямо, он ни на секунду не забывал о том, что с ним нет той, кого он любил безумно.

Они еще несколько месяцев провели в деревне, пока в один прекрасный день Виолетта не пожелала вернуться в Лондон и не настояла на том, чтобы лорд Седжвин вновь открыл свой дом на Парк-стрит. Этот дом уже давно был закрыт по той простой причине, что, несмотря на смерть жены, лорд Седжвин и сейчас предпочитал жить там, где когда-то был счастлив с нею, — в деревне.

Норину оставили в Седжвин-холле одну, на попечении репетиторов и учителей, которые ежедневно приходили давать уроки. Помимо гувернантки, у нее еще был преподаватель французского и преподаватель итальянского, не говоря уже об учителе танцев и стареньком преподавателе литературы — предмета, который она предпочитала всем прочим.

Это был умнейший старик, который знал наизусть не только английскую литературу, но не хуже и литературу других стран, во многих из которых он побывал в течение своей долгой жизни. Норина была по-своему счастлива, несмотря на отсутствие отца, которого ей очень недоставало. Она с большим трудом привыкала к жизни без матери. Как часто ей хотелось, как в былые времена, посоветоваться с ней или просто поведать свои маленькие секреты.

Наконец пришел конец обучению Норины, и сделала это ее гувернантка.

Лорд Седжвин приехал на несколько дней в деревню, чтобы обсудить текущие дела с управляющим и, к величайшей радости Норины, чтобы побыть с дочерью.

Мадемуазель Грехэм, которая воспитывала Норину уже многие годы, еще задолго до смерти матери, сделала решительный шаг:

— Милорд, я хотела бы поговорить с вами о вашей дочери.

Он улыбнулся в ответ:

— Надеюсь, мадемуазель Грехэм, моя дочь не совершила ничего ужасного, или она была недостаточно трудолюбива в последнее время?

— Наоборот, милорд, — ответила мадемуазель Грэхем. — Я считаю своим долгом сообщить вам, что Норина слишком взрослая и образованная девушка, чтобы нуждаться в гувернантке.

Лорд Седжвин внимательно смотрел на свою собеседницу не говоря ни слова, а она тем временем продолжала:

— Ее общество доставляет мне большое удовольствие, и она в самом деле самая блестящая моя ученица, но, откровенно говоря, ей уже пора начинать взрослую жизнь.

— Что вы хотите этим сказать? — растерянно пробормотал лорд Седжвин.

— В свои восемнадцать с половиной лет Норина намного умнее и образованнее своих сверстниц. — Мадемуазель Грэхэм понизила голос и мягко добавила: — Я уверена, что будь ее мать жива, она отвезла бы девочку в Лондон и вывела ее в свет, чтобы она могла встречаться с молодыми людьми ее возраста, вместо того чтобы терять здесь время со старыми перечницами вроде меня и остальными учителями.

Лорд Седжвин поднял растерянный взгляд на старую гувернантку.

— Теперь я должен признаться, что пренебрегал своими обязанностями, — сказал он. — Я и в самом деле не заметил, что Норина превратилась во взрослую девушку. Вы абсолютно правы, мадемуазель Грэхэм, необходимо вывезти ее на зиму в Лондон.

— Именно это я и надеялась от вас услышать, — ответила гувернантка.

Лорд Седжвин был необычайно великодушен по отношению к гувернантке, которая вскоре объявила о своем намерении взять продолжительный отпуск, пока не найдет себе новое место.

После ее отъезда все воспитатели были уволены, и лорд Седжвин объявил о том, что Норина отправляется в Лондон.

Открывшаяся перспектива восхитила Норину, но, приехав в дом на Парк-стрит, она обнаружила, что мачеха откровенно недовольна ее приездом. Она уже долго не виделась с отцом и его новой женой и даже представить себе не могла, до какой степени жизнь ее отца переменилась.

Она заметила, что дом был полностью отделан заново и что это, вероятно, стоило немалых денег. По дому сновали многочисленные слуги, большую часть которых она видела впервые. Мачеха проводила дни на званых обедах и завтраках, причем вскоре стало ясно, что Норина исключена из ее светского круга.