Барбара Картланд - Заложница

Юг Франции стал излюбленным местом весенних каникул британцев задолго до того, как вся Европа превратила этот регион в привилегированный курорт.

И если Канны вошли в моду благодаря лорду Бругхейму, то Смолетт «изобрел» Ниццу. Автор «Путешествия Хемфри Клинкера» писал в 1763 году, что не обнаружил даже признаков английской колонии, а лишь самые примитивные следы того, что называют «английским комфортом». Однако, сделав такую запись в своих путевых заметках, великий юморист не преминул привлечь внимание туристов к поселку, расположенному на берегу Ангельской бухты.

Люди со слабым здоровьем свято верили в благотворное воздействие средиземноморского климата.

Но это было лишь начало. Шли годы, и уже члены королевской семьи, герцог Йоркский например, стали проводить здесь зиму. Правда, тогда это еще не называлось Лазурным берегом. А еще через несколько лет его брат герцог Гоуч Глочестер провел несколько месяцев на вилле, расположенной на противоположном берегу речки Пейоны, делившей надвое Ниццу.

Таким образом, дорога английской аристократии на Средиземноморское побережье была проторена. Начался поиск лучших участков земли вдоль берега, и роскошные виллы, окруженные изумительными садами, рассыпались вскоре по склонам холмов. Бесчисленные тропинки вели путешественника в долины, поросшие ослепительно яркими полевыми цветами.

По другую сторону от Вильфранш-сюр-Мэр взгляд путешественника приковывала очаровательная деревушка Болье, приютившаяся за одним из скалистых мысов Ривьеры. Чуть ниже маркиз де Солсбери построил большую розовую виллу, из окон которой открывалась восхитительная панорама Средиземноморского побережья. К сожалению, сегодня здесь уже почти невозможно найти незастроенный клочок земли.

Вилла на мысе д'Эстель, о которой пойдет речь в этой книге, была построена в начале века частным лицом. Она находилась вдалеке от всех дорог и высоко над морем, у подножия скалистого мыса. Было в этом доме, превратившемся сегодня в отель, какое-то таинственное и непередаваемое очарование, а события, о которых я расскажу в этом романе, могли разыграться именно в стенах старинного дома.

И в наши дни принято проводить лето на юге Франции. Гуляя по берегу, вы за каждым холмиком натыкаетесь на купающихся или жарящихся на солнце туристов. Но и они неспособны лишить эти места их несравненной красоты и неповторимого очарования, которыми славились эти края в начале нашего столетия, в те времена, когда аристократия всего мира, не исключая и царскую Россию, съезжалась в Монте-Карло, Ниццу или Канны, не в силах преодолеть тягу к солнцу и азартным играм.

Услышав стук в дверь, Норина обернулась.

— Войдите, — сказала она.

Дверь отворилась, и вошел лакей. Небрежно поставив поднос на край стола, он удалился, не сказав ни единого слова.

Норина горько вздохнула: ее мать никогда не допустила бы такого поведения со стороны слуги. Мачеха же отбирала прислугу по внешним данным, и с некоторых пор Норина стала замечать, что дом полон совершенно незнакомых людей. И что самое странное, для этих новичков не имел ни малейшего значения тот факт, что она является дочерью лорда Седжвина.

В былые времена немыслимо было накрыть обед в спальне. И даже если по каким-либо причинам она не могла выйти к обеду в общую столовую, то на этот случай существовала специальная комната на первом этаже.

Но мачеха использовала любые предлоги, чтобы помешать Норине появляться на обедах, которые она устраивала очень часто. И Норине были хорошо известны причины столь дурного с ней обращения.

«Ничего не поделаешь», — думала она, разглядывая собственное отражение в зеркале.

Она была столь привлекательна, что мачеха возненавидела ее с первого взгляда. Эта ненависть была столь очевидна, что казалась Норине почти осязаемой, когда она оказывалась с мачехой рядом. Порой ей казалось, что волны этой злобы проникают сквозь самые толстые стены.

Ее мать умерла два года тому назад, и отец, обожавший жену, был сражен горем, — та была так хороша собой, так добра и приветлива, что дарила счастье всем, кто окружал ее.

Шестнадцатилетней Норине трудно было найти слова утешения для отца. Она не знала, чем занять его время, чтобы отвлечь от тягостных мыслей.

Они жили в деревне, и единственным их развлечением были прогулки верхом, с которых он возвращался еще более грустным и подавленным, чем раньше.

Наконец, поняв, что жизнь в этом доме без жены для него невыносима, он решил отправиться в Лондон, тем более что необходимо было встретиться с нотариусом по поводу оставленного ему женой состояния. Предупредив Норину, что уезжает на два дня, он отправился в путь.

Но два дня продлились два месяца, и Норина была поражена, найдя его по возвращении в прекрасном расположении духа. Ей показалось, что от былой печали не осталось и следа.

Однако она замечала, какое волнение охватывало отца, когда он заходил в комнату покойной. Не прошло и недели, как он объявил о своем намерении снова отправиться в Лондон.

Она была еще слишком молода, чтобы представить себе, что отец может снова жениться. Но в один прекрасный день, после пяти месяцев своего вдовства, он объявил дочери, что намерен просить некую молодую и очень красивую особу занять место ее матери.

Это потрясло Норину, но отец выглядел таким счастливым или, уж во всяком случае, не таким убитым, как раньше, и она не стала осуждать его решение в надежде, что он найдет счастье со своей новой женой.

Виолетта Мередит — именно так ее звали — уже была однажды замужем. Ее покойный муж оставил ее практически без денег, а так как она ничего в финансовых вопросах не понимала, то призвала на помощь лорда Седжвина, чтобы тот помог ей разобраться в сложившейся ситуации.

По прошествии шести месяцев траура лорд Седжвин женился на Виолетте Мередит, и уже тогда Норина впервые почувствовала, какое страшное несчастье обрушилось на их семью.

После свадьбы, отпразднованной в узком кругу, отец с молодой женой отправился в свадебное путешествие, которое завершилось в Седжвин-холл, где Норина и была представлена новой жене отца.

Норина еще долго не могла забыть взгляд мачехи, те волны ненависти, которые излучало все ее существо во время их первой встречи. Однако новоиспеченная леди Седжвин была достаточно умна, чтобы не открывать свои подлинные чувства. Она не преминула сказать мужу, что нашла свою падчерицу абсолютно обворожительной.