Евгения Марлитт - Дама с рубинами. Совиный дом (сборник)

Беата с удивлением взглянула на брата. Громадные сундуки, привезенные с собой светлейшими дамами, предвещали более долгое пребывание. Паузевитц сделал многозначительное движение.

– Ваша светлость, мне телеграфировали, что заказ пришел слишком поздно, и что в другой гостинице…

– Надеюсь, вы будете сопровождать нас, милый Лотарь, – перебила принцесса Текла и любезно, как никогда, взглянула на барона Лотаря. – Воспоминание о нашей дорогой покойнице, конечно, влечет вас туда, где вы провели с ней вместе короткое время, пока были женихом.

Барон необычайно почтительно поклонился:

– Но я вовсе не желаю быть во второй раз в месте, с которым связаны столь печальные для меня воспоминания: очень легко чрезмерно предаться прошлому, а обязанность мужчины – всеми силами стремиться к внутреннему и внешнему спокойствию, чтобы служить действительности и своему долгу. К тому же я понял, что мое присутствие в Нейгаузе необходимо, да и моему саксонскому имению тоже нужен хозяйский глаз. Лишь теперь, – продолжал он, галантно передавая принцессе Елене блюдо со сладким, – когда я пробыл слишком долго на юге, я научился любить свою родину, этот маленький уголок, в котором вырос. Мне не хотелось бы отрываться от него и на час.

Принцесса Текла посмотрела в окно с полным отчаянием, которое могло относиться и к погоде, и к ужасному упрямству ее милого зятя.

– Женщина, мать, естественно, иначе относится к воспоминаниям. Извините, барон, – холодно сказала она.

– Ваша светлость, – отвечал Лотарь, – было бы плохо, будь это иначе: женщины имеют приятное право крайности в выражении как печали, так и радости – они разбрасывают цветы для веселых празднеств и ими же украшают гробницы. Сколько прелести потеряла бы жизнь, если бы они были другими.

Молодая принцесса покраснела. Как могла прийти ее матери мысль уехать отсюда сейчас ?! Вилка задрожала у нее в руке, и она была вынуждена положить ее.

Графиня Морслебен воскликнула:

– Господи! Ваша светлость, вы нездоровы?

– Действительно, я… у меня вдруг закружилась голова, – проговорила принцесса. – Простите, если я…

Елена встала, прижала платок к глазам, слегка поклонилась и вышла, сделав графине Морслебен знак остаться.

Она буквально взлетела по лестнице и вбежала в комнату фон Берг.

– Алиса! – воскликнула она вне себя. – Мама говорит об отъезде. Это ужасно! Тогда все потеряно!

Фрау фон Берг в голубом капоте с кремовыми кружевами ходила по комнате, иногда поднося к носу флакон с ароматической солью, и тяжело вздыхала. Услышав слова принцессы Елены, она остановилась и на мгновение забыла свою роль больной.

– Герольд отказался сопровождать нас, – продолжала принцесса, нервно разрывая тонкие валансьенские кружева своего носового платка. – Он воспылал такой любовью к своим лесам, что к предложению мамы отнесся, как здешний крестьянин, которому вдруг предложили переселиться в Америку. Что мне делать в Остенде? Да еще когда я буду знать, что вас больше нет здесь… Алиса! Я не перенесу этого, – с особенным ударением воскликнула она и бросилась на кушетку. – Я по дороге выпрыгну из поезда, кинусь в водопад на озере… Я…

В наступивших сумерках неподвижно стоявшая женщина едва могла различать бледное лицо принцессы.

– О боже, все потеряно! – восклицала та, видя, что собеседница молчит. – Я уеду, а она останется!

И принцесса разрыдалась, уткнувшись головой в подушки.

– Я чувствую, Алиса, что он любит ее, он и раньше думал о ней, – сквозь рыдания говорила она.

Фрау фон Берг улыбнулась. У нее не было больше причин щадить Елену: после сегодняшнего унижения она ненавидела всех этих людей и испытывала удовольствие, которое испытывает анархист, собирающийся взорвать гранатой все общество – и правых, и виноватых.

– Принцесса, не надо бесполезных слез, – холодно сказала она. – Вы должны действовать, думается мне. Прежде всего надо сказать герцогине, что ваша светлость вчера вовсе не были в бреду. Остальное придет потом…

И фрау фон Берг представила себе, как вся компания взлетит на воздух; ей захотелось, чтобы туда попало и это ребячливое нерешительное создание…

– Но я не могу сказать ей, не могу, – прошептала принцесса. – Я однажды видела, как ранили оленя, и вчера она взглянула на меня такими же глазами, какими он смотрел тогда… Я не могу так! Я всю ночь потом не спала…

Фон Берг пожала плечами.

– Так поезжайте в Остенде, ваша светлость. Здешняя идиллия разовьется еще свободнее.

На дворе вихрь, предшествующий грозе, поднял песок и рванул ветки лип. Сверкнула первая молния, осветив красивое насмешливое лицо женщины, стоявшей у окна и глядевшей на непогоду.

– Я ей напишу, – сказала принцесса, – а так она, пожалуй, не примет меня.

И после секундной паузы, во время которой удар грома потряс весь дом, добавила:

– Я обязана это сделать для нее, да, да, обязана. Вы правы, Алиса! Пойдемте ко мне в комнату, я боюсь.

Фрау фон Берг зажгла восковую свечу и пошла с ней. Лицо ее выражало полное удовлетворение. «Наконец-то! – думала она, сжимая кулаки. – Если в этой девчонке и оставалась искра доброты, то нынешний день потушил ее».

Как высокомерно прошла Клодина мимо, когда барон Герольд делал выговор ей, фрау фон Берг, урожденной Корнецкой, предки которой были столь же древними, как и его, – ведь она происходила из рода Собесских! Глаза ее заблестели. Герцог вчера после долгого молчания снова заговорил с ней, и она решила напомнить ему о далеком прошлом. В то время он, будучи молодым принцем, безумно влюбился в нее, а старая любовь…

– Как вы думаете, – прервала принцесса смелый полет ее мыслей, – мне написать ей?

Маленькая светлость грациозно сидела за письменным столом и перед ней лежал лист бумаги с ее гербом, на котором пока было написано только: «Дорогая Елизавета!»

– Напишите, ваша светлость, что забота о счастье ее высочества заставляет вас подтвердить сказанное вчера, что этого требует ваша совесть и так далее и что вот доказательство…

Принцесса опустила голову и начала писать. На дворе бушевала непогода, и когда удары грома потрясали дом, девушка останавливалась. Иногда она со страхом хваталась за голову, потом перо снова бежало по бумаге, и наконец она передала написанное письмо женщине, неподвижно стоявшей посреди комнаты. Та подошла к свече и прочла его.

– Как всегда, со страстью, – сказала она. – Трогательно! А теперь письмецо его высочества дайте, ваша светлость…

И глаза ее заблестели, как у поймавшей добычу кошки.

Принцесса вытащила цепочку из декольте белого вышитого платья, нерешительно вынула письмо из медальона и сжала его в кулачке. Последняя борьба происходила в ее сердце.