Джейн Остен - Разум и чувства

Ее манеры давали некоторую гарантию Эдварду, и он имел достаточную храбрость, чтобы присесть рядом, но его замешательство все еще не прошло, его сердце не было так безразлично, как у Люси, и не имело такого самообладания, как у Элинор.

Люси, притворно застенчивая, похоже, не собиралась облегчать положение двух других и молчала. Почти все, что было сказано, произносилось Элинор, которая была обязана вести беседу о своей матери, их приезде в город и прочем, иначе, пришлось бы разговориться Эдварду, чего он так и не сделал.

Внутреннее напряжение не помешало ей через некоторое время почувствовать необходимость привести себя в порядок перед приходом Марианны, поэтому она собралась покинуть гостей и оставить их наедине. Сделано это было в очень хорошей манере, так как уходила она из комнаты в течение нескольких минут после того, как поднялась с места. Как только это было сделано, настало время для побега Эдварда, но он опоздал. Элинор еще не успела выйти, а радостная новость уже привела Марианну в художественную гостиную. Ее удовольствие видеть его было также как все ее остальные чувства, сильным по своей сути и сильным на словах. Она встретила его с протянутой вперед рукой, которую нельзя было не принять, и тоном, который выражал чувства ее сестры.

– Дорогой Эдвард, – она воскликнула, – Вот эта встреча! Теперь вы искупили свою вину.

Эдвард попытался ответить ей в ее же манере вежливости, но при таком свидетеле он не отважился даже на половину того, что хотел бы сказать. Снова они все сели и минуту или две все молчали. Марианна смотрела с большой нежностью то на Эдварда, то на Элинор, жалея, что радость встречи омрачена вниманием и нежелательным присутствием Люси. Эдвард заговорил первым. Он заметил, что Марианна похорошела, но выразил беспокойство, подходит ли ей климат Лондона?

– Что вы, не думайте так обо мне! – ответила Марианна с искренностью, хотя в глубине её глаз все ещё были слёзы, – не думайте о моем здоровье. С Элинор все в порядке, вы видите. Этого должно быть достаточно для вас обоих!

Это замечание, похоже, не принесло облегчения ни Эдварду, ни Элинор, и не соответствовало доброй воли Люси, которая сурово смотрела на Марианну.

– Вам нравится Лондон? – спросил Эдвард, желая сказать что-нибудь, что могло изменить тему разговора.

– Совсем нет. Я ожидала, что он будет более гостеприимным, но, увы. Ваше появление Эдвард – это та редкая радость, которую я здесь испытываю! Спасибо Небесам, вы теперь там, где вам и надо быть!

Она помолчала, никто не сказал ни слова.

– Я думаю, Элинор, – многозначительно продолжала она, – что мы наймем Эдварда, чтоб он позаботился о нас по возвращении в Бартон. Через неделю или две, я надеюсь, мы уедем, и я верю, что Эдварду не очень трудно будет сменить обстановку!

Бедный Эдвард что-то промямлил, но что это было, никто не разобрал, даже и он сам. Но Марианна, которая видела его волнение и смогла объяснить его только присутствием Элинор, была довольна и начала говорить о чем-то другом.

– Мы провели такой день, Эдвард, на Харлей-Стрит вчера! Такой пустой и такой никудышный! Но я обязательно расскажу вам об этом, только не сейчас, потом.

Этот разговор Марианна благоразумно отложила до лучших времен, чтобы не сообщать в присутствии Люси, как она в очередной раз не нашла общий язык со своими родственниками, а с его матерью умудрилась даже поссориться.

– Как вас не хватало там вчера. А почему вы не пришли? – спросила она Эдварда.

– Я был приглашен в другое место.

– Приглашен! Но, как вы могли куда-то уйти, когда вместе должны были собраться ваши самые близкие родственники и друзья?

– Возможно, мисс Марианна, – Люси вдруг горячо вступилась за Эдварда, – вы считаете, что все молодые джентльмены никогда не выполняют свои обещания?

Глупые слова Люси раздражали Элинор, но Марианна, видимо, не совсем поняла обидный намек Люси и ответила спокойно:

– Нет, конечно, не все. По правде сказать, я была уверена, что только серьезные обстоятельства помешали Эдварду приехать на Харлей-Стрит. И я действительно не сомневаюсь, что Эдвард – человек слова и всегда приходит туда, где обещал быть, порой, не считаясь с собственным временем и желанием. Он очень заботится, чтоб не сделать кому-то больно, или чтоб не обидеть кого-нибудь, забывая даже о себе. – И внимательно посмотрев на смущенного гостя продолжила. – Да, Эдвард, это так, и я ручаюсь за свои слова. Что? Вы, что никогда не слышали этого о себе? Тогда у нас с вами, видимо, нет общих друзей, таких, которые достойны моей любви, расположения и моих хороших отзывов!

Ее манера хорошо отзываться или рекомендовать человека в его же присутствии плохо отразилась на двух третях присутствующих и так взволновала Эдварда, что скоро он встал и ушел.

– Как? Вы уже уходите? – удивилась Марианна, – Мой дорогой Эдвард! Нет-нет, постойте!

И, немного проводив его, она нашептывала ему надежду, что Люси долго не останется с ними. Но даже это не обнадежило его, и он ушел. Марианна ошибалась, Люси пересидела его часа на два, прежде чем гордо удалилась.

– Что это она зачастила сюда? – спросила Марианна, как только она ушла, – разве она не понимет, что мы все трое ждали только одного, когда же она, наконец, уйдет! Бедный Эдвард, он сдался без боя!

– Почему ты так считаешь? Мы все друзья, и Люси давно его знает. Поэтому, вполне естественно, что он хотел ее видеть, также как и нас.

Марианна посмотрела на нее внимательно и сказала:

– Ты знаешь, Элинор, что я не выношу, когда ты пытаешься обмануть сама себя! Ты просто хочешь что-то сказать мне наперекор, и всё. Я не верю, что ты, действительно, думаешь так. Но ты должна понимать, что я самый последний человек в мире, который подходит тебе для этого. Я не хочу шутить над тем, над чем мне действительно не хочется смеяться.

Марианна уверенно поднялась и быстро вышла из комнаты. Элинор ничего не оставалось как, молча последовать за ней. Связанная обещанием Люси не рассказывать никому о тайной помолвке с Эдвардом, она не могла предъявить главные доводы своей правоты, которые убедили бы Марианну в искренности ее слов. Представляя себе последствия, которые могла вызвать ее горячность, Элинор решила молчать, надеясь на то, что Эдвард или она сама не дадут больше поводов Марианне высказывать свои надежды на их брак при них, и причиняющие обоим такую сильную душевную боль.

Через несколько дней после этой встречи, газеты возвестили миру, что супруга Томаса Палмера, эсквайра, успешно разрешилась сыном и наследником! Друзья и родственники, которые уже знали об этом событии не из газет, с особой гордостью и по несколько раз перечитывали коротенькую заметку, украшенную вензелями.