Светлана Берендеева - Княжна

– Хорошо бы подольше мой арест продлился.

Прервала это удовольствие запыхавшаяся Варенька.

– Слушай! Всё из-за того, что царевич просил дозволения на тебе жениться. Сказал, иначе руки на себя наложит, и плакал. Надо же, Маша, как ты в любви удачлива. Ты что? Зуб болит?

Мария с тоской посмотрела в оживлённое лицо подруги. Опять! Когда же это кончится!

– Маша, – удивилась Варенька, – неужели ты царицей стать не хочешь? А я вот не пойму, за что на тебя-то царь огневал? Твоей вины ведь тут нету, это он всё сам, царевич-то.

Весь оставшийся день к Марии прибегали пересказать слова всё ещё бушующего царя то Варенька, то Нина, то Глаша, и надоели ужасно. Заходили Катерина Алексеевна с Марьей Васильевной. Катерина вздыхала, а княгиня смеялась:

– Ну, Мари, ты просто какая-то роковая женщина, мужская погибель!

– По-моему, если кому и погибель, так мне, – бурчала Мария.

– Ну-ну, не печалься, утрясётся.

– С тобой отец Феофан поговорить хотел, – вспомнила Катерина.

Мария выпятила подбородок.

– Мне ж велено из комнаты не выходить!

– Ну, к святому-то отцу можно.

Феофан ждал её в соседней гостиной, был серьёзен.

– Отрадно видеть, дочь моя, что ты не потеряла присутствия духа и не предаёшься напрасному унынию.

Мария спросила с простодушным видом:

– А должна была предаваться?

Инок рассмеялся.

– Государь, отпуская меня к вам, княжна, напутствовал дать вам утешение и наставить на путь истинный. Я же зрю, что утешение вам не надобно. Что же касается наставлений – поскольку ваша встреча с наследником была в моём присутствии, то я могу свидетельствовать, и свидетельствовал уже перед государем, что вины вашей нет никакой.

– А государь не внял, – усмехнулась Мария.

– Внял несколько. Но его пылкий нрав… Однако, я вижу, вы пришли с томом Декарта. Поговорим о его философии?

– Почему Декарта, – Мария раскрыла книгу, – тут же написано Картезий?

– Это латинское имя. От рождения же он назван Рене Декартом, он француз.

– Француз? – удивилась Мария. – А я по невежеству думала, что из Франции только театр, да музыка, да танцы, ну и наряды да амурная наука.

Феофан улыбнулся.

– Французская нация весьма талантлива во всех областях, и французская живость характера не мешает углубляться в самые серьёзные предметы.

Но поговорить о серьёзных предметах им не удалось. В дверях возник царь и сразу закричал:

– А-а, улыбается сидит, цветочек лазоревый! Довольна, что весь политик мне портит.

Мария поднялась и начала делать этикетный поклон, длинный, в пять переступов.

– Ладно тебе кланяться, садись, – крикнул Пётр.

Но она упрямо довершила поклон и опустилась напоследок почти до полу, не согнув передней коленки.

– Ну всё? Садись теперь, – буркнул Пётр уже спокойнее.

Мария села, выпрямив спину и сложив руки на коленях.

Пётр вздохнул.

– Мешаешь ты мне, Марья. Ладно, ладно, – отмахнулся он от подавшегося было к нему Феофана, – сам знаю, большой вины за тобой нет. Без умысла ты. Что делать, все вы Евины дочки. Однако в сыне моём крепко эта дурь засела. И пока он хоть малую надежду иметь может, выкрутасы свои не бросит.

Пётр помолчал, разглядывая её.

– Сначала решил я в монастырь тебя определить. Но раздумал. И не из жалости, – покосился он на Феофана, – а думаю, лучше всего тебя замуж отдать. Поскорее.

Мария похолодела.

– Я не хочу замуж, государь.

– А я тебя не спрашиваю! – гаркнул Пётр. – Молодой Шереметев хотел – на здоровье. Он сегодня-завтра с донесением прибыть должен, сразу и свадьбу сладим.

Он встал.

– Это моё тебе слово. А покуда носу никуда не кажи.

На негнущихся ногах дошла она до своей комнаты, на расспросы Вареньки не ответила, сказала спокойно:

– Будь добра, кликни девку, я помыться хочу, в поту вся.

– Он так орал на тебя? – округлила глаза Варенька и умчалась.

Сидя в тёплой воде, Мария наконец сказала изнывающей подруге:

– Приговорил замуж, за Шереметева. – И помолчав, добавила:

– Ни за что!

– Ой, а как же?

Мария пожала плечами и опустилась в воду до подбородка.

– Там видно будет.

Весь вечер замок шумел съезжавшимися гостями – назавтра назначена была большая охота. Мария раньше тоже собиралась ехать, именно для этой охоты переделывала она свою синюю амазонку на летний фасон.

– Ну и пусть, – сказала она своему отражению в зеркале, – пусть едут без нас с Зорькой, им же хуже.

На другое утро суматоха сборов началась ещё до свету, а вскоре после рассвета замок обезлюдел.

– Так, – сказала себе Мария, расправившись с поданным ей в комнату завтраком, – никого нет, и уж царевича-то я точно не встречу. Значит, погуляем! А ещё лучше – искупаемся! И Зорьку навестить надо.

Она прихватила оставшуюся от завтрака булочку и сходила в конюшню. Рассказала Зорьке свой план, если не удастся отвертеться от свадьбы, убежать им в Никольское. Поцеловала лошадку в нежную морду и пошла к купальне.

Вода с утра была ещё холодновата, и Мария плыла быстро, напрягаясь при каждом гребке. Из воды вышла бодрая, разогревшаяся. Постояла, не одеваясь, потягиваясь под солнечными лучами, которые уже заглядывали за стенку купальни. Капли воды на коже переливались перламутром, во всём теле бегали радостные живчики.

– Нипочём им меня не одолеть, – сказала она громко и засмеялась.

Обратно шла не торопясь. Телу было приятно под свободным платьем без корсета. Оглянулась на всадника, что скакал к главному крыльцу. Очень захотелось разглядеть, кто это. И всадник повернул голову, всматриваясь в неё. А потом он пустил коня рысью ей навстречу. А она, напротив, стала столбом и стояла, покуда он, спрыгнув с седла и накинув поводья на какой-то столбик, шёл к ней, не сводя с неё глаз.

– Ты загорел, – сказала она наконец и провела ладонью по горячей немного колючей щеке.

Александр поймал её узкую прохладную ладонь своей широкой и горячей.

– Там не то, что загореть – испечься можно.

– От тебя полынью пахнет.

– А от тебя водорослями. Может, ты без меня русалкой стала?

– Ага, – сказала Мария страшным голосом, – сейчас тебя на дно утащу.

Она протянула руки ему на плечи и сразу оказалась в кольце его рук.

– Мне сначала к государю надо, – сказал он, уткнувшись в её волосы. – Я быстро.

Мария вздохнула.

– Какое быстро! На охоте он. Может, подождёшь, покуда вернётся?

Александр покачал головой.

– Сразу надо. Но я быстро! Захвачу сейчас провожатого из замка и всю дорогу рысью скакать буду!

Он замер на минуту, заглянул в её глаза, нагнулся, поцеловал бережно. И вот он уже в седле, махнул рукой, умчался.

– Боже мой! – ахнула Мария, глядя вслед. – Его же предварить надо было, какая тут каша заварилась!