Екатерина Мурашова - Глаз бури

– Книга? – удивилась Софи. – Лиза же не умела читать…

– Не знаю, – Дашка пожала плечами. – А только книга точно была. И еще какие-то мелочи, я видела, у Густава Карловича на столе лежали… Но главное – нож!

– Что ж нож?

– Нож-то оказался с вензелем! – драматическим шепотом провозгласила Дашка и округлила глаза.

– С каким вензелем?

– А вот с таким! – Дашка протянула руку назад, схватила с полки накрахмаленную салфетку и торжествующе потрясла ею перед носом Софи. В углу салфетки переплетались хорошо знакомые Софи буквы: Д и Т. Дом Туманова.

– То есть ты хочешь сказать, – медленно протянула Софи, осознавая услышанное. – Что Лизу убили ножом, взятым отсюда, из игорного дома?

– Точно так, – кивнула Дашка. – Тут и гадать нечего. Я так сразу Кусмаулю и сказала: наш нож!

– И что ж этот Кусмауль теперь думает?

– Он думает, – Дашка еще понизила голос. – Что бедняжку Лизавету сам хозяин и порешил!

– Михаил?! Но это же явный бред! – Софи вскочила из-за стола и заметалась по тесной комнатушке. – Зачем ему убивать Лизу? Да еще оставлять на месте преступления нож, прямо его уличающий?!

– Не ведаю, не ведаю, Софья Павловна! – Дашка испугалась взрыва Софьиных чувств и даже заслонилась от него руками. – Как есть, не ведаю!

– Но отчего же – именно Михаил? – слегка придя в себя, спросила Софи. – Нож мог взять любой служащий заведения, да и любой посетитель ресторана…

– В бумагах, что у Лизаветы нашли, есть что-то такое… – пробормотала Дашка. – С хозяином связанное. Это раз. А главное – дворник его видал!

– Кого? Где? Когда? – быстро спросила Софи.

Дашка, запинаясь, объяснила, что накануне убийства Лизаветы, в сумерках, дворник видел человека, поднимавшегося к ней в мансарду, и даже о чем-то говорил с ним (кажется, посетитель спрашивал, дома ли Лизавета и стоит ли ему штурмовать крутую лестницу). После ухода незнакомца, который задержался недолго, Лизавету никто не видел живой. По описанию дворник легко опознал в посетителе Туманова. Правда, предстоит еще очная ставка, но ведь хозяина и вправду трудно с кем-то спутать…

– Чего ж еще больше-то?! – трагически заломив руки, воскликнула Дашка в завершение рассказа.

Софи видела, что для шляпницы все названные улики действительно представляются очень весомыми. Интересно, насколько умен ее приятель, старенький, но суровый дядечка Кусмауль? Придет ли ему в голову, что, отправляясь кого-то убивать, убийца вряд ли станет беседовать с дворником о своем намечающемся визите, использовать в качестве оружия убийства нож с вензелем принадлежащего ему заведения и потом оставлять его на месте преступления? А вдруг немец Кусмауль – формалист, и удовлетворится тем, что улики – есть и очевидны?

И как назло, именно сегодня с утра Михаил вместе с Лукьяновым уехали в Новгород, лично улаживать дело по какому-то важному контракту. Следовательно, вчера вечером он был в городе и действительно мог… Но зачем ему убивать Лизавету?! И что теперь делать?

– Знаешь, Даша, я теперь, пожалуй, пойду! – решительно сказала Софи.

– Да, да, само собой, – Дашка уже слегка захмелела, ее влажные коричневые глаза смотрели немного врозь, а движения стали излишне плавными и медленными. – Вы уж там как-нибудь… Сделайте… А я тут… Помяну… Все мы грешницы… И конец один…

Оставив Дашку с ее невеселыми размышлениями, орешками и полупустой бутылкой, Софи поспешила в каморку к Нелетяге.

Иосиф по обыкновению лежал на кровати, задрав ноги в грязно-белых шелковых носках на железную спинку, и читал, судя по обложке, что-то из трудов Аристотеля. На правой пятке красовалась большая дыра.

В ответ на стук в дверь он лениво отозвался:

– Любаша, что ли? Да входи! – но, увидев Софи, смутился, и поспешно сел, стараясь спрятать драный носок под свешивающееся с кровати покрывало.

– Простите, дражайшая Софья Павловна… Ваш визит…

– Бросьте, Иосиф! – решительно сказала Софи. – Не до куртуазности нынче. Слушайте, что скажу… Да левее, левее! – раздраженно воскликнула она.

– Что – левее? – изумился Иосиф.

– Шлепанец ваш левее, который вы ногой нащупать пытаетесь. Мне от двери хорошо видно! Наденьте его сейчас и слушайте меня!

Иосиф выслушал Софи, почти не перебивая, становясь по мере ее рассказа все более собранным и хищным. Софи он напомнил куницу, почуявшую запах завидной, но слишком крупной для нее дичи. Жадность к добыче и опасливость явно боролись в нем. После окончания рассказа Нелетяга задал пару уточняющих вопросов.

– Так вы полагаете, что знакомство Даши и Кусмауля, так сказать, интимного свойства?

– Ну разумеется, – Софи пожала плечами. – Что ж им еще, детей вместе крестить?

– Это, конечно, маловероятно, но и то… другое… тоже… не более… Хотя это ведь многое проясняет! Дашка и Кусмауль! Конечно!

– Иосиф, о чем вы? – напомнила о себе Софи. – Вы можете хотя бы предположить, кому и зачем понадобилось убивать Лизу? И при чем здесь Михаил?

– Михаил, разумеется, Лизу не убивал, – качнул лохматой головой Иосиф. – И все говорит за то, что в ее убийстве хотя бы одна из целей – подставить под подозрение Туманова. Возможно, были и другие цели – девушка, насколько я понимаю, вела сложную и запутанную деятельность в интересах своего собственного обогащения. Но одна из мишеней, несомненно, Туманов… Кто? Вряд ли сам Кусмауль, все-таки полицейский следователь и убийство… Но он не преминет этим случаем воспользоваться – или моего папу не звали Нелетягой!

– Но что же нам теперь делать? Михаила нынче нет, а как он вернется, так Кусмауль его сразу и арестует…

– Сразу, скорее всего, не арестует. Все же надо сначала следствие провести… А вот у нас единственный выход – понять, что же происходит вокруг на самом деле. Партия же явно вступила в решающую стадию. Узнать бы еще, что это за бумаги, которые были найдены при Лизе… Этим я теперь, пожалуй, и займусь…

– А я? Что мне делать?

– Вы же, Софья Павловна, поезжайте теперь в Калищи и сидите там тихо, как мышка. Чтоб Михаилу еще и за вас не волноваться… И… прошу вас… мне одеться надобно…

– Щас-с! – сказала Софи и показала язык закрытой двери. – Так я тебе и буду сидеть! Нашел мышку!

Вернувшиеся по случаю весны ласточки низко ныряли над раскисшей дорогой, едва ли не пролетая под брюхом у лошади. В еще прозрачном лесу звездами рассыпался ковер ветренниц. Среди их белизны наивными голубыми ресницами таращились пролески. Едва заметный летом ручей грозно урчал в овраге и взбивал белую пену, клочьями плывущую вниз по течению.

Густав Карлович Кусмауль ехал в Гостицы. Он не был до конца уверен в целесообразности задуманного. К тому же как полицейский следователь отчетливо понимал, что уже совершил серьезную ошибку – позволил себе слишком войти в это дело, оказался не только по умственной сути, но и эмоционально вовлеченным в него. А это для следственной работы – почти полная гарантия неуспеха. Начинаешь видеть не то, что есть на самом деле, а то, что хочется увидеть, да и фигурантов классифицируешь уже не столько по их действительным делам, сколько по своему отношению к ним…