Эмине Хелваджи - Наследница Роксоланы

Насладившись священным восторгом слушателей, рассказчик продолжил:

– Сулейман Кануни, получив такой ответ, сильно разгневался…

– Я думаю! – шепнула на ухо подруге Айше. Джанбал кивнула, соглашаясь.

– Но потом, – продолжил сказитель, – наш султан остыл и подумал: «Яхья-эфенди является другом Аллаха, как же он мог написать мне, султану, подобное оскорбление? Нет, он наверняка не желал оскорбить меня. В ответе должна содержаться мудрость, но какая?» Султан думал об этом три дня и три ночи, а затем с рассветом кликнул охрану и велел перевезти его на этот берег Босфора, в Бешикташ. Я сам видел, как Сулейман Кануни, да будет он угоден Аллаху, явился в этот дом!

Слушатели восхищенно заахали. Парень усмехнулся и повел рассказ дальше:

– Явившись сюда, великий султан сказал: «Возлюбленный брат мой, прошу, дай мне точный ответ, ты не отделаешься от меня так просто!» И Яхья-эфенди ответил: «Дорогой мой брат, возможно ли, чтобы я не отнесся к твоему вопросу со всей возможной серьезностью? Я долго думал над ответом, прежде чем написать его». И султан воскликнул: «Но ведь я ничего не понял! Я решил, что ты требуешь воздержаться от того, чтобы задавать тебе вопросы о судьбе нашего государства».

– Я бы, кстати, решила точно так же, – пробормотала Джанбал. Айше тихонько хихикнула.

– На это Яхья-эфенди ответил: «Нет, дорогой мой государь. Ответ содержится именно в этой одной-единственной фразе. Конец твоей державы наступит тогда, когда повсеместно начнет процветать беззаконие, когда овец начнут терзать не волки, но пастухи, когда воплям несчастных бедняков, ободранных до костей и лишенных имущества, будут внимать лишь немые скалы, а люди, наделенные властью, отвернутся от этого ужасного зрелища со словами: «Мне-то что?» Тогда казна твоего государства опустеет, люди начнут проявлять непокорство, перестанут уважать тех, кто управляет ими, и бунты прокатятся по востоку и западу, по северу и югу. Вот тогда крах нашей страны никто больше не сможет предотвратить, разве только Аллах, Всемилостивый и Милосердный». И Сулейман Кануни, услышав это, прослезился и признал правоту Яхьи-эфенди…

«Занятная история», – подумала Джанбал, отходя от принимающего хвалу сказителя. Занятная, поучительная – и очень-очень правдивая. Недолго продержится султан, который на народные страдания отвечает: «Мне-то что!»

В этот момент со стороны дороги, ведущей к переправе через Босфор, послышались крики.

Айше прислушалась.

– Дорогу! Дорогу шахзаде Баязиду!

Липкий страх противными мурашками пробежал по позвоночнику девушки. Баязид все-таки нашел их! Все-таки выследил, шайтаново отродье, ведьмино семя!

За время, прошедшее со встречи с Хюррем, Айше вовсе не перестала ненавидеть проклятую роксоланку. Просто ненависть подернулась пеплом, словно угли подернулись толстым слоем золы. Но сунь ветку в угасший очаг – и пламя вспыхнет с новой силой.

Шахзаде Баязид разжег пламя. Глаза Айше сузились, приобрели хищный блеск. Девушка и не подозревала, как же она сейчас похожа на изготовившегося к прыжку Пардино-Бея.

Кто-то взял ее за руку. От неожиданности Айше вздрогнула, хотела вырваться, но глубокий мужской голос мягко произнес:

– Госпожа, лучше скройся в доме. Яхья-эфенди говорил нам, что делать, если кто-то придет за тобой и твоей названной сестрой.

– Да? – Джанбал с интересом покосилась на стройного широкоплечего мужчину, державшего Айше за руку. – И что же вам нужно сделать?

– Велеть пришедшему уходить подобру-поздорову, во имя Аллаха. Или сделать так, чтобы он ушел.

– Подобру-поздорову? – почти против воли усмехнулась Айше.

– А это уж как придется. Но мы все молим Аллаха, чтобы обошлось без кровопролития.

Айше кивнула и послушно отправилась вглубь дома.

Шахзаде Баязид никак не мог понять, почему ему говорили о неприступной крепости. Дворец Яхьи-эфенди – не дворец даже, а так, усадьба, – не был, казалось, защищен вовсе. Такой с десятком удальцов захватить можно.

– Дорогу! Дорогу шахзаде!

Люди поспешно расступались – так было всегда и везде. Хорошо все же быть шахзаде! Ну а султаном – еще лучше. Ничего, придет пора… И девчонки ему в этом поспособствуют. Матушке, кажется, по душе какая-то из них? Ну, ее можно будет оставить в живых. Сначала, разумеется, выпытав все, что ей известно о кинжале с янтарной рукоятью, а то изыскания Джихангира… В общем, для полного постижения их требуется несколько более учености, чем может позволить себе будущий султан.

А женщин необязательно убивать, они болтливы и плохо переносят боль…

Можно даже будет отдать девчонку матушке. Потом. В конце концов, он, Баязид, вовсе не жесток сверх необходимости. Пусть матушка заботится о девке, раз уж та мила ее сердцу.

Холодный и властный голос, произносящий: «Разве я не говорила тебе, сын мой?» Баязид старался не вспоминать.

– Дорогу шахзаде! Эй, вы, чернь, дорогу!

Увлеченный своими мыслями, Баязид не замечал, как люди, только что униженно кланяющиеся султанскому сыну, встают с колен и неторопливо следуют за его в пух и прах разряженными личными стражниками. Зато начальник его охраны собравшуюся позади кортежа толпу очень даже хорошо видел. Обернулся пару раз, поглядел на лица тех, кто шел к усадьбе Яхьи-эфенди вслед за шахзаде Баязидом и его людьми, и нахмурился, прикусил губу, понимая, что дело плохо. В голове сами собой всплыли истории о тех, кто намеревался тем или иным образом обидеть святого. Усадьбу поджечь, виноградник обокрасть… Кажется, потом этих несчастных так и не нашли.

Плохая идея была сюда приехать. Очень плохая. Но разве шахзаде услышит голос разума? Он в последнее время вообще сам не свой стал, словно совсем другие какие-то голоса в голове у себя слышит. И сменить бы хозяина, да поздно.

Подъехав к воротам усадьбы, Баязид с неудовольствием отметил, что они не распахнуты настежь, как ему рассказывали, а заперты и перед воротами стоят люди. Немного, но с каждой минутой народу становится все больше. И ведь не скажешь, что разбойники какие-нибудь: обычные горожане, крестьяне, парочка купцов… Как же они смеют противиться шахзаде?

– Я желаю говорить с Яхьей-эфенди, – надменно сообщил он.

Рябой детина, одетый, как слуга из хорошего дома, почтительно поклонился и сообщил:

– Он на виноградник поехал, господин. Вон туда. – И махнул рукой, указывая направление. Словно ожидал, что султанский сын сейчас сорвется с места и помчится невесть куда на виноградник разыскивать Яхью-эфенди!

– Так сбегай за ним, болван, вели прийти. Скажи, что его хочет видеть шахзаде Баязид. Или пошли кого-нибудь, если ноги у тебя отказали!

– Ноги не отказали, шахзаде. – Детина скорбно покачал головой, будто сожалел о том, что ноги пока его держат. – Нет, ноги в порядке. Только он не придет.