Сычев К. В. - Роман Брянский

– Государь! – прервал всесильного темника Роман Михайлович. Придворные зашумели, подняв вверх руки и выражая тем самым свое недовольство невежливостью русского. – От всего сердца прошу, не выставляй на показ их сокровенные места! Это будет позором для каждой девицы! Мои воины не захотят познавать опозоренных девиц! Очень прошу тебя, государь, не обижай моих воинов!

– Ладно, – усмехнулся Ногай и убрал от рабыни руку, – если ты так сердечно просишь, я прощаю тебе, моему верному воину, эту дерзость. Набрасывайте на себя тряпицы! – сказал он резко рабыням. – Те быстро согнулись и стали одеваться. – А вы, славные воины, – Ногай кивнул головой сыновьям Милорада, – забирайте своих девок!. Каждому – по паре, по белой и черной! И ведите их в свои походные кибитки. Но смотрите, чтобы сегодня же, вечером, их покрыли! Чтоб ни одна не была обижена! Поняли, воины? – Русские дружинники молча поклонились. – А теперь – идите!

Когда русские воины, возглавляемые воеводой Добром, удалились, уводя с собой живые подарки, темник Ногай вернулся в свое кресло и, удобно усевшись, сделал знак рукой своему советнику подойти. Тот быстро приблизился к повелителю, согнувшись в поклоне.

– Вот что, Хутула, – сказал Ногай, – ты видишь, что здесь собрались все мои верные люди…А не позвать ли сюда тех послов грэкэ и их царевну, чтобы мои люди на них посмотрели? Я сам захотел увидеть мою новую женку, а если она хороша, то попробовать ее: меня одолевает сильное любопытство!

– А почему бы не позвать? – склонил голову Хутула. – Пора бы уже: грэкэ тут засиделись, и девица их скучает, пропадает нераспечатанная…Девице обидно без твоего внимания!

– Быть по сему! – улыбнулся Ногай. – Веди сюда всех грэкэ и уруса-попа, как его там,…Фигэностэ, чтобы переводил нам их слова. Наши толмачи от Болху могут только записывать, но говорить и понимать на слух иноземные слова еще не научились…

– Слушаю и повинуюсь, государь!

Византийские послы, двое седобородых сановников, разодетых в шелка, бархат и парчу, величественно вошли в большой шатер татарского воеводы. Их длинные одежды, сверкавшие золотом и драгоценными камнями, свисали, как халаты, до самого пола. Подпоясанные золотыми плетеными поясами, узко стянутыми в талии, они, если бы не седина и сморщенные лица, казались бы стройными юношами. У каждого из послов на ногах были надеты легкие, такого же, как и одеяния, темно-синего цвета, туфли с тупыми раззолоченными носками. На головах у них возвышались синего же цвета бархатные шапки, подбитые мехом черной куницы.

За послами шел, одетый в длинную черную рясу, с непокрытой головой, поросшей густым, черным с проседью, волосом, с длинной окладистой седоватой бородой сарайский епископ Феогност, прибывший вместе с ними из Константинополя.

Замыкала шествие высокая стройная девушка, почти такого же роста, как и темник Ногай, которая была накрыта с головы до ног длинным зеленым покрывалом так, что ее лицо не было видно, но контуры девичьего тела угадывались.

Процессия приблизилась к Ногаеву креслу, и посланники остановились в трех шагах слева от него, сняли шапки и склонились в низком поклоне.

Владыка Феогност тоже поклонился темнику, но лишь опустив голову.

Девица стояла не шевелясь. Она вглядывалась через щели покрывала в лицо своего жениха и, казалось, окаменела.

– Так, Хутула! – громко сказал Ногай. – А ну-ка, прими письмецо или грамоту у этих царских посланников!

Хутула вышел вперед и протянул руку. Епископ Феогност что-то сказал по-гречески. Тогда самый высокий худой грек, видимо, старший посол, вытащил из-за пазухи свернутый в трубочку, украшенный золотистым бантом, пергамент и протянул его Ногаеву советнику.

После этого великий темник велел послам перейти с левой стороны на правую и встать позади эмиров.

– Давай, поп урус, – распорядился Ногай, – читай мне эту грамоту так, как-будто она написана на моем языке!

Епископ Феогност, взяв из рук Хутулы императорское послание, осторожно развязал бант и начал читать: – От Михаила Восьмого Палеолога, Божьей милостью императора, славному воину, великому полководцу и повелителю степей Ногаю…

В шатре стояла мертвая тишина. Слышно было даже, как шуршал под легким осенним ветром полог Ногаевой юрты. Владыка медленно переводил слово в слово утомительные нудные фразы византийского царя о его глубоком уважении, чувствах любви и дружбы к непобедимому бекляре-беку. Лишь однажды придворные Ногая и он сам пришли в оживление, когда епископ перечислял царские подарки.

– И вот я, император Михаил, породнившись с тобой, непобедимый полководец, предлагаю тебе союз, вечную нерушимую дружбу и взаимную помощь на случай войны с ненавистными болгарами или прочими врагами, – закончил чтение Феогност и замолчал.

– Ну, что ж, – пробормотал после некоторого раздумья Ногай, – это нам известно. Мы к такому привыкли! То грэкэ были в вечной дружбе с булгарэ, а теперь – готовы с ними воевать! Ладно, это нам на руку! Будем совершать набеги на тех булгарэ так часто, как наш союзный царь будет присылать нам золото и серебро. А теперь, пусть заносят подарки, чтобы мои люди могли на них посмотреть!

Русский епископ повернулся, ища глазами посланников. Эмиры расступились. Старший, худой высокий посол подошел к переводчику. Феогност объяснил ему, чего хочет Ногай. Посол что-то возразил, размахивая руками.

– Подарков так много, – пояснил сарайский епископ, – что твой шатер, государь, их не вместит!

– Что ж, похвально! – улыбнулся Ногай. – Тогда пусть занесут хотя бы образцы каждого подарка.

Услышав перевод слов темника, греческий посланник заулыбался, кивнул головой своему невысокому сутулому товарищу и что-то сказал. Тот поклонился Ногаю и, повернувшись в сторону выхода, быстро выскочил наружу.

Не успели присутствовавшие сделать и десятка вздохов, как в шатер стали входить рабы и заносить всевозможные подарки. Скоро у кресла Ногая образовалась целая гора из множества вещей: от бочек с вином до разнообразных тканей.

Когда все было сложено, Ногай встал со своего кресла и подошел к этой, распространявшей таинственный аромат, груде подарков.

– Что это? – спрашивал он, дотрагиваясь рукой то до одного, то до другого предмета. С помощью толмача послы попеременно отвечали на его вопросы.

– Якши! – улыбнулся Ногай. – Нам пригодятся эти бочки с вином! И лакомство, золото и серебро – тоже будут нужны. А вот для чего эти подарки? – Он показал рукой на царские одеяния и сбросил с себя на пол овчинный тулуп.

– Эти подарки, – перевел слова посла епископ, – драгоценная шапка самого царя Михаила и прочие царские одежды!

– А эта дорогая шапка излечивает головную боль? – вопросил Ногай, подняв рукой царский подарок. – А эти жемчуга защищают от молнии?