Сычев К. В. - Роман Брянский

– Нет, государь, – перевел слова сконфуженного грека Феогност.

– А эти одежды имеют волшебную силу? – допытывался Ногай. – Они лечат от болезней?

– Не лечат, государь, – вновь последовал ответ.

– Так на кой ляд мне эти одежды? – усмехнулся Ногай, швырнув в кучу царскую шапку, – если от них нет пользы? – Он поднял с пола свою овчину и одел ее. – Лучше ходить в одежде своих предков, чем носить на себе эти блошивые мешки!

Придворные зашумели, громко выражая восторг мудростью Ногая. А послы склонили седые головы и стояли, неуклюже перебирая руками свои, снятые еще перед началом церемонии, шапки.

– Ну, а где же моя невеста? – вдруг громко спросил Ногай. – Давайте-ка ее сюда!

Послы оживились и быстро подошли к стоявшей, как столб, девушке.

– Ну, а как ее имя? – промолвил Ногай.

– Ефросинья! – сказал, выслушав греков, Феогност.

– Как? – засмеялся Ногай. – Эфросинэ? Какое потешное имя! Я дам ей другое – Чапай! Вот это подходящее для тебя имя! А теперь, ну-ка, Чапай, давай-ка, сбрасывай с себя скромное покрывало! Все мои женки носят только легкие одежды!

Феогност быстро перевел слова Ногая на греческий язык.

Девушка резко и недовольно дернулась, но продолжала стоять, не обращая внимания на Ногаев приказ.

– Какая непокорная! – улыбнулся Ногай. – От этого мне только будет приятней! Эй, Хутула! – хлопнул он в ладоши. Слуга мгновенно вырос перед ним. – Давай, веди сюда, Хутула, моих верных рабынь. Ну, там…Мантухай…и прочих. Пусть они разденут мою Чапай!

– Государь! – взмолился епископ Феогност. – Это нельзя делать при священнике! Потому как ваши прилюдные дела – непристойны! Грех-то, какой, Господи!

– Если бы ты не был попом, – рассердился Ногай, – то лишился бы своей башки…Ну, а если ты Божий человек, тогда отправляйся со всеми послами в мою желтую юрту…Туда, где мы подготовили для вас славный пир. Да спроси-ка, поп урус, а эта Чапай – девица?

– Доподлинно девица, государь! – заверили Ногая послы. – Это у нас строго! За утрату девства можно потерять голову!

– Ну, тогда уходите, – улыбнулся Ногай. – Если Чапай – девица, это еще лучше! Мы тоже жестоко караем женок за такое…Но я до них жалостлив…В девицах есть особая прелесть! Уходите!

Когда послы вместе со священником удалились, Ногай подошел поближе к своей невесте и, резко, неожиданно, схватил ее за зад.

– Ой! – вскрикнула звонким голосом девушка и, размахнувшись, залепила татарскому темнику звонкую оплеуху. Придворные окаменели.

– Ах, так ты…драться! – воскликнул с радостью Ногай. – Ну, что ж, у меня еще такой не было! – прохрипел он и тяжело задышал.

В это время в шатер вбежали верные рабыни.

– Раздевайте ее! – заорал Ногай, задыхаясь от нетерпения. Девушки набросились на невесту темника, пытаясь сорвать с нее длинную ткань.

– А ну-ка, отойдите! – чисто по-татарски произнесла вдруг новоявленная Чапай и сбросила с себя покрывало. – Я сама все сделаю!

И под громкий ропот восхищения гречанка быстро сняла с себя оставшуюся одежду, швырнула ее на пол и предстала перед собравшимися в своей блиставшей наготе: рослая, белотелая, с небольшими заостренными грудями. Длинные, густые, черные волосы, скользнув по плечам, едва не коснулись пола.

– А глаза, глаза! – закричал, не помня себя, Ногай. – Такие же черные, как у наших женок! – И он, обезумев от страсти, сбросив свои мягкие кожаные штаны, буквально набросился на свою невесту, повалив ее на пол.

– Ох, уж, матушка, и дела! – грустно молвил вернувшийся от смоленского владыки купец Илья, сидя за большим дубовым столом в своей горнице и потирая рукой лоб. – Досталось мне от епископа!

– За что же, батюшка? – тихо спросила сидевшая напротив него на скамье Василиса. – Жизнь ты ведешь праведную, не жалеешь серебра на святую церковь. Мы каждый день ходим с тобой на церковные службы и преданно молимся господу Богу…Чем же владыка недоволен?

– Мне уже не впервой, матушка, слушать обидные слова от этого владыки, – покачал головой старый купец. – После того как прежний епископ умер, новый хозяин города начал привередничать! Нет покоя на старости лет! Я тебе раньше не говорил, что когда новый владыка пришел к власти, он сразу же позвал меня к себе. И, прежде всего, спросил, откуда у меня был такой богатый епископский крест…Помнишь, это тот самый, который мне пожаловал татарский государь Бату?

– Помню, Ильюшенька, – кивнула головой Василиса. – Так что же ты ему сказал? Неужели поведал о татарском царе?

– Я не решился, матушка, говорить о татарском царе, – мрачно ответил купец, – и согрешил перед Господом, утаив истинную правду, поведав владыке, что я купил тот крест у одного греческого купца за немалые деньги…

– А откуда владыка узнал о кресте? – задумчиво спросила Василиса. – Неужели покойный владыка рассказал всем о твоем подарке?

– Да это не великая тайна! – задумчиво ответил Илья Всемилович. – Я тогда преподнес этот подарок покойному владыке прилюдно! И сказал ему несколько лестных слов! Такое не забывают…А вот о царе я никому не говорил. Об этом знает только мой сердечный друг, сваток Порядко…

– А ты не думаешь, что это наш сваток разнес твою тайну по всему городу? – заволновалась Василиса.

– Нет, не думаю, – нахмурился старый купец. – Пока об этом ничего не было слышно. А владыка тогда поговорил со мной и посетовал, что-де городская казна бедна, а купцы не очень охотно жертвуют серебро для нашей православной церкви. Ну, я тогда пообещал владыке полбочонка серебра. И он у меня ничего больше не спрашивал. Было видно, что он остался доволен моим ответом и щедрыми дарами. Но вот уже прошел с той поры не один год, и епископ вновь приступил ко мне с неприятным допросом…

– Так что же ему от тебя на этот раз понадобилось?

– Ясно, матушка, что только одно серебро! Это я понял из его беседы. Прошло столько лет, и никому не было дел до меня и тех, вывезенных из Орды, женок…А тут вдруг владыка спросил, каких женок я держу в своем окраинном домике?

– Я тебе говорила, Ильюшенька, – рассердилась Василиса, – чтобы ты избавился от тех ордынских женок! Ты так и не выдал их замуж! А им уже столько лет! Так, потихоньку, наведываешься к ним! А мне все жалуешься на свою старость!

– Да не смеши людей, Василисушка! – возразил старик. – Какие мне теперь женки? Если я и прихожу на ту усадьбу, так только чтобы узнать о делах. Там же не один дом, но имущество и разные склады…Что же мне теперь из-за этих женок от всех дел отказаться? Хоть я передал сыновьям немалую долю имущества и серебра, но и нам еще осталось предостаточно добра…А за этим нужно присматривать!

– Так я тебе и поверила, – усмехнулась Василиса, – что ты ходишь к тем женкам только по делам! Оно, конечно, они для тебя и сейчас молодые, как девицы! Уж как вспомню твой приезд из этой окаянной Орды, так горько на душе становится. Сам пришел весь седой, как лунь, а те девицы-красавицы – такие молодые, что годились тебе во внучки! И уже брюхаты! Вот, как ты, батюшка, вел там торговлю! А нынче этим девкам…Десятка четыре с небольшим. Еще совсем молодые! И детей у них, у каждой, больше, чем от меня! Небось, все твои?