Сычев К. В. - Роман Молодой

Только к концу дня татары Тимур-Кутлука сломили последнее сопротивление окруженных и добили оставшихся на поле боя раненых врагов.

– Мы разгромили этих наглых лэтвэ! – сказал седовласый Едигей, медленно объезжая поле битвы и разглядывая трупы своих и вражеских воинов. – Однако и наши потери чрезвычайно велики…

– И тяжело ранен мой батюшка! – сказал старший сын Тимур-Кутлука Шадибек. – Он едва жив! Долго не протянет…Как нам быть, славный Идигу?

– Что поделаешь? – пробормотал, мрачно улыбаясь, Едигей. – Такова судьба воина…А теперь нужно дать отдых нашим людям…Завтра пойдем на Лэтвэ! Пора нам пощипать их тучные земли и добыть себе богатых данников! А пока обойдем поле битвы…Пусть наши люди обдерут покойных воинов и сложат в общую кучу боевые доспехи, серебро и пожитки! Я сам потом разделю нашу добычу между всеми!

Князь Роман Михайлович объезжал окрестности Брянска. Май 1400 года был благодатным временем: цвели луга, зеленели, наливаясь соком, посевы в огородах брянских горожан. Пахло близкой Десной, только недавно вошедшей в свои берега.

Князь и бояре, окружавшие его, с наслаждением вдыхали воздух их родного города и с видимой радостью оглядывали знакомые места.

– Там была кузня одного доброго человека, княже. Он ковал предивные доспехи! – сказал сидевший в седле своего серого коня боярин Влад Изборович. – Но вот завистливые враги выжили его отсюда! И он ушел неведомо куда! Ведь известно, княже, что одаренному человеку нет места на Руси: все его травят! Только ты один привечаешь славных людей!

– Благодарю, мой верный Влад! – улыбнулся Роман Михайлович, приветливо кивая склонившимся перед ним в поклонах местным кузнецам, выбежавшим поглядеть на князя. – Что теперь говорить обо мне? Так уже сложилась моя жизнь, что ни одного моего доброго начинания не удалось завершить! Взять хотя бы Чернигов…Мне так хотелось возродить его былое величие! Однако наш господин, великий князь Витовт, этого не позволил! Ох, незримы твои замыслы, Господи!

– Тебе хватит дел и в Брянске, батюшка! – сказал Тихомир Борилович. – Надо навести порядок и в городе, и в уделе! Это хорошо, что ты сразу же начал объезды всей земли! Ведь в каждый дом брянского горожанина пришло горе! Поехали в сторону Козьего болота, надо осмотреть одну бедную избу!

Князь и его свита повернули коней и медленно поскакали по Большой Княжей Дороге, обходя возвышавшуюся на холме крепость.

Путь был короток, но князь, погрузившись в свои мысли, ушел в недалекое прошлое.

Как он был благодарен Богу за то, что его сын Дмитрий, несмотря на свое горячее желание, не был взят Витовтом в прошлогодний поход на Орду!

Дмитрий Романович уже собирался ехать с воинами в Смоленск, но Витовт прислал в Чернигов гонца с приказом: – Раненому Дмитрию оставаться в Чернигове и ждать особого распоряжения!

После тяжелого ранения, сильно изуродовавшего лицо Дмитрия Романовича, Витовт посчитал, что тому еще нужно восстановить свои силы.

– Однако мое лицо уже не такое страшное! – возмущался, слушая разъяснения великокняжеского гонца, князь Дмитрий. – А глаза совсем не пострадали!

В самом деле, глаза Дмитрия Романовича сохранили зоркость, однако татарская железная рукавица сильно повредила ему нос, рассекла нижнюю губу и разорвала левое ухо. Когда князь Дмитрий вернулся домой, весь опухший и иссеченный, его жена долго рыдала, глядя на такое чужое, одутловатое лицо. Не скрывала слез и мать, княгиня Мария. – В твоем теле едва теплится жизнь, сынок! – говорила она, глотая, слезы. – Я больше не пущу тебя на войну!

Отец, же, князь Роман, только покачал своей седой головой, но остался доволен: – Твои раны, сынок – высокая награда славному воину! – сказал он, едва не повторив слова великого князя Витовта.

Когда же сын, махнув рукой, призвал боярина Буяна Дарковича, притащившего с собой заветную калиту убитого в сражении татарина, который так жестоко изуродовал лицо князю Дмитрию, и боярин, войдя в княжескую светлицу, высыпал перед князем Романом на его небольшой дубовый стол добытые сокровища, черниговский наместник не скрывал своей радости.

– За такие богатства, Дмитрий, – весело сказал он, перебирая золотые и серебряные монеты, слитки серебра, драгоценные камни, – можно поцарапать рожу! Здесь целое состояние! Очевидно, тот татарин славно поохотился! Теперь у тебя, твоих сестриц и матушки всегда будет серебро! После такой добычи нам не нужны чужие милости! Здесь будет сокровищ…на тысячу новгородских гривен, если не больше! Этого нам хватит до конца жизни!

И он спрятал привезенное сокровище в свой особый сундук, ключ от которого хранился только у него.

Они не сказали ни слова о драгоценностях ни княгине, ни дочерям, ни тем более боярам, взяв клятву у Буяна Дарковича хранить об этом молчание.

Роман Михайлович очень не хотел, чтобы его сын Дмитрий вновь отправился в далекий поход на татар.

– Теперь у нас такое богатство, – сказал он тогда сыну, – что нет смысла подставлять свою голову под кривой татарский меч!

Когда же приехал гонец от Витовта с известным приказом, князь Роман лукаво улыбнулся, покручивая свой седой ус, а его сын сказал потом отцу: – Видно, ты сам послал человека к Витовту и задобрил великого князя богатыми подарками! Вот он и не взял меня в поход! Стыд и позор!

Однако когда пришли известия о разгроме Витовтова войска на Ворскле, Дмитрий Романович перестал обижаться на отца. – Старший всегда мудрей! – сказал он себе.

Потери объединенного войска были более чем ужасные. Погибли князья: Андрей Ольгердович Полоцкий, Дмитрий Ольгердович Брянский с пасынком Андреем, Глеб Святославович Смоленский, Михаил Евнутьевич, Иван Киевский, Ямонт Тулунович Смоленский, Лев Кориатович, Михаил Подберезский с братом Александром, Михаил и Семен Васильевичи, Михаил и Дмитрий Данииловичи, Федор Патрикеевич Волынский, Иван Юрьевич Бельский, Спитко Краковский. Пало десять видных рыцарей-тевтонов, в том числе знаменитый Фома Сурвила.

Полегло почти две трети считавшейся непобедимой рати, не уцелел ни один воин из всего тысячного брянского полка. Именно мужественное сопротивление окруженных брянцев позволило спастись бегством великому князю Витовту и жалкой трети его войска. Но татары тоже понесли значительный потери, не меньшие, чем их враги. В битве был смертельно ранен хан Тимур-Кутлук, который вскоре скончался на руках своего сына Шадибека.

Ханский воевода (беклярибек) Едигей на следующий день после битвы возглавил вторжение в литовские пределы. Его войска дошли до Киева и лишь огромный выкуп в три тысячи рублей спас киевлян от гибели. Даже монахи Печерской Лавры выплатили татарам значительную по тем временам сумму в тридцать рублей, чтобы спасти свою обитель.