Елена Сантьяго - Унесенные ветрами надежд

– И он стал заботиться о тебе?

– Ну да, смотря что называть словом «заботиться». Ко мне приставили невыносимо чванливого и грамотного домашнего учителя, который полдня издевался надо мной, мучая меня своими нудными уроками, до смерти надоевшими мне. А в другую половину дня мой дед тащил меня на свою верфь, совал мне в руки молоток и гвозди, давал мне кучу чертежей с конструкцией корабля и учил меня всему, что я должен был знать о кораблестроении. Мне же, однако, больше хотелось испробовать эти корабли в плавании. Первый раз я сбежал от деда, когда мне было двенадцать лет. Я нанялся юнгой на речной корабль и плавал по Темзе вверх и вниз по течению. Как только моему деду удалось поймать меня, я получил самую большую порку в своей жизни. Затем несколько месяцев я делал вид, что продолжаю послушно учиться всему, а затем опять сбежал. В этот раз нанявшись юнгой для обслуживания пушек на фрегате, который плавал по Средиземному морю. Там я выдержал почти полгода. После этого опять же получил еще одну взбучку от деда, однако после этого я решительно заявил ему, что все равно убегу, потому что мне больше нравится ходить под парусами на кораблях, чем строить их. Он долго смотрел на меня, а потом сказал, что, судя по всему, я унаследовал проклятое упрямство своей матери. Это был единственный раз за все годы, когда он упомянул ее.

– Мне кажется, что твой дед был как минимум таким же упрямым, как и ты, – мягко произнесла Элизабет. Она крепко держала его руку, потому что чувствовала, как он расстроился, заговорив о своем прошлом.

– Не слишком упрямым, чтобы признаться себе, что кораблестроителя из меня не получится, – сказал Дункан. – Он заявил, что если уж я непременно хочу быть моряком, то тогда уж таким, который имеет право отдавать приказы. Вследствие этого он послал меня в Оксфорд, чтобы заложить там основу для приличной карьеры офицера в военном флоте.

– Ты получил высшее образование? – обескураженно спросила Элизабет.

– Ну да, но учился я скорее плохо, чем хорошо. Это было довольно мучительно, поскольку там в основном учили тому, как завязывать контакты с определенными влиятельными людьми. Именно поэтому так много времени уходило на такие предметы, как риторика и философия. Но для меня намного важнее были частные уроки, которые я в это время брал у одного опытного старого капитана. Он дал мне основательные знания по чтению и черчению судоходных карт, конструированию и применению навигационных инструментов, а также помог усвоить теоретические основы навигации. После этого передо мной открылся дальнейший путь: я быстро дослужился от лейтенанта до первого помощника капитана королевского фрегата. К сожалению, когда я наконец получил патент капитана корабля, началась гражданская война и тем самым все разрушила. Флот развалился, и я ушел в отставку. Однако вскоре после этого мне пригодились знания в области кораблестроения, потому что за те деньги, которые я до того времени успел заработать, мне удалось привести в порядок неплохую шхуну. С того времени, с благословения короны, я мог плавать по морям на собственном корабле и заниматься каперством.

– А твой дед еще жив?

– Нет, он умер шесть лет назад.

– А что было дальше с верфью?

– Она еще существует. Я назначил одного из бригадиров управляющим верфью и время от времени заглядываю туда, чтобы проверить, как идут дела.

– Ты легко находил общий язык с твоим дедом?

– Редко. Он был крепким человеком старой закалки, непримиримым, упрямым и разочарованным в жизни. Однако благодаря ему я стал тем, кем сейчас и являюсь, – капитаном моего собственного корабля. Кто знает, может быть, случись по-другому, я был бы просто обычным рыбаком, как мой отец. Да и в остальном нельзя сказать, что мое детство в доме деда было тяжелым. Во втором браке он был женат на женщине спокойной, нежной и очень любящей его. Она благотворно влияла на него, умела сдерживать его злость и порывистость, так что он в дни своей старости все же пытался и смог несколько исправить то, что выместил на моей матери. Его жена была дружелюбной, доброй и к нему, и ко мне и окружала нас заботой. К сожалению, и она умерла три года назад. И у меня больше нет семьи – по крайней мере в Англии. Зато теперь есть жена и сын на Барбадосе. – Дункан погладил ее по волосам и поцеловал в затылок. – Теперь ты знаешь мою историю полностью.

Элизабет почувствовала какую-то непривычную близость к нему. После всего, что он рассказал ей про свою жизнь, она увидела те стороны его души, которые раньше были от нее скрыты. И все же она считала, что было еще много чего, что нужно было узнать о нем, прежде всего о его жизни в последние годы. В какой-то момент она вновь почувствовала его возбуждение, которое не ослабело во время всего рассказа. Он в нетерпении подбадривающе поцеловал ее в шею и с улыбкой спросил:

– Так на чем мы остановились перед этим?

Элизабет повернулась к нему лицом и погладила его крепкую, теплую от солнца грудь, чтобы затем направить кончики своих пальцев все ниже и ниже:

– Мне кажется, где-то здесь.

На сей раз они располагали временем и никуда не спешили, а потому это был совершеннейший любовный акт. Когда позже Дункан держал ее в своих объятиях, она чувствовала себя настолько одурманенной им, что он даже забеспокоился. Он не привык терять контроль над своими чувствами в отношениях с женщинами, однако с Элизабет это происходило постоянно. Она, словно русалка, манила и сковывала его. Она настолько заполняла все его мысли, что ему было трудно сконцентрироваться на проблемах, которые надвигались на них, что в данной ситуации было не совсем правильно.

Он решил отложить свое предложение о женитьбе до тех пор, пока уляжется конфликт между Барбадосом и Англией, но, поскольку никто не знал, когда и чем закончится этот кризис, ему хотелось заранее решить все дела Элизабет. Тем более учитывая вероятность того, что Уильям Норингэм мог опередить его и в конце концов увести у него Элизабет. Молодой лорд обладал всеми достоинствами, которые делали его привлекательным в глазах юной вдовы. Дункан с мрачной иронией подумал о том, что если бы он сам был женщиной, то не медлил бы ни единого дня и поспешил бы откликнуться на ухаживания Уильяма Норингэма. Зачем выбирать себе в мужья ведущего опасную жизнь пирата с плохой репутацией, если можно заполучить в качестве супруга солидного, хорошо воспитанного, богатого и достойного любви и уважения мужчину – такого, как Уильям?

Да и к тому же эта история с Гарольдом Данмором. Дункан испытал настоящий шок, когда увидел, как этот человек смотрел на Элизабет после того, как сбил ее с ног. В его взгляде смешались отчаяние, злоба и сожаление, но также и тайная похоть. Данмор держал себя в руках и прятал свое тайное желание, по крайней мере он старался это делать, поскольку ему ничего другого не оставалось, но одно уже то, что этот тип испытывал такие чувства по отношению к Элизабет, доводило Дункана до бешенства. Когда он в следующий раз выйдет в море, то на борту его корабля будет она и малыш. Этот пробудившийся в нем инстинкт защитника был для Дункана чем-то новым, чего он раньше не чувствовал. Мысль о том, что у него есть сын, вызывала у него такие чувства, которые в своей архаической интенсивности беспокоили его больше, чем его же чувства по отношению к Элизабет, перед которыми он был бессилен. Ему было больно от осознания, что он по своей собственной вине потерял так много месяцев. Зато теперь он был исполнен решимости исправить все как можно быстрее.