Ольга Ярошинская - Ловец душ и навья невеста [litres]

– Я люблю тебя, – бормотал Рихард, целуя ее губы и ямочку на подбородке и снова глядя ей в глаза. – Люблю…

А она стонала и вскрикивала, ловила его губы своими и царапала крепкие плечи, а потом ощущения стали такими невыносимо острыми, что она едва не заплакала.

– Все хорошо, – пробормотал он. – Ох, Карна…

Его движения стали резче, а потом ее тело будто взорвалось звездами, а после растеклось рекой и туманом…

Рихард вошел в помещение для проверки и сел на стул. Серые стены, серый пол, ни окон, ни картин. Рыжие волосы Зейна на фоне сплошной серости казались еще ярче, чем обычно, но больше не раздражали.

– Ты готов? – спросил Зейн, и Рихард, сладко потянувшись, кивнул. – Выглядишь омерзительно счастливым.

– Так и есть, – благодушно согласился Рихард.

– Я бы спросил, что тому причиной, но это ясно и так, – неодобрительно заметил Зейн. – У тебя засос на шее.

Рихард потер шею и улыбнулся.

– Повторю: покрывать тебя, как Грегор, я не стану, – добавил следователь.

– Давай уже свой тест, – проворчал Рихард. – И выйди. Иначе мое к тебе отношение исказит результат. А я думаю, что ты амбициозный засранец, который не умеет быть благодарным.

Зейн фыркнул и, выйдя на минуту, вернулся и поставил на стол перед Рихардом небольшое овальное зеркало в серебряной раме.

– Вперед, – сказал Зейн. – Я вернусь через полчаса.

Он вынул из кармана часы и посмотрел на циферблат. Потом дверь за ним защелкнулась, а Рихард положил ладони на стол и, выдохнув, посмотрел в зеркало.

Он никогда себе особо не нравился: слишком резкие черты, нос кривоват. Никто не назвал бы его милым или приятным, но Карна за что-то его полюбила…

А она действительно любила его. Он смотрел ей в глаза и понимал, что она тоже его видит – такого, какой он есть, и это ее не пугало и не отвращало. Она хотела его, она восхищалась им и даже гордилась – и это было так необыкновенно…

А какой она была этой ночью… Ее кожа – белый шелк, ее губы – слаще ягод. Она открылась перед ним, не боясь ничего, и он чувствовал себя бедняком, которому вручили ключи от княжеской сокровищницы.

Рихард подвинулся ближе и посмотрел в глаза своему отражению.

Злость и обиды, разочарования и ложь, тьма и ярость и… тепло, нежность, счастье…

Ловец смотрел в себя и улыбался, потому что в нем была любовь.

Когда Зейн убрал зеркало, Рихард какое-то время сидел неподвижно, но потом поморгал, тряхнул головой и повернулся к следователю.

– Я думаю приставить тебя к награде за поимку Олафа Златоглазого, – задумчиво произнес Зейн, глядя на зеркало. – И увеличить жалованье. Все же ты уникальный специалист.

– Орден можешь оставить себе, а денег давай, – хрипло сказал Рихард и откашлялся. – Что там? Если ты заговорил о прибавке, выходит, я прошел?

Зейн повернул к нему зеркало обратной стороной. Тонкая пластина, закрепленная серебряными нитями, сияла белым.

– Надо же… – криво усмехнулся ловец, поднимаясь со стула и разминая затекшие ноги.

– Я рад, – коротко сказал Зейн. – Пока, Харди. Передавай привет Карне.

– Обойдется она без твоего привета, – хмыкнул Рихард и пошел прочь, чувствуя необыкновенную легкость.

Сегодня в Рывне подморозило: дыхание вырывалось изо рта паром, а брусчатка стала опасно скользкой. И с каждый шагом, приближающим его к дому, в душе Рихарда поднималась тревога. Он прошел проверку, и это прекрасно, но теперь, выходит, Карну ничто не держит? А что, если она решит, что выполнила то, что должна была? Что, если сложит вещи и фотографию Эдмона в чемодан и помашет ручкой? Да, у нее есть к нему чувства, но все же…

Он никогда еще не чувствовал себя таким уязвимым. Его ноги словно налились чугуном, и Рихард несколько раз чуть не упал на обледеневшем тротуаре, а после едва смог подняться на крыльцо. Он постоял под знаком ловца, собираясь с духом, и открыл дверь. Карна, вскочившая с дивана ему навстречу, замерла, прижав руки к груди.

– Рихард, ты такой мрачный… Не прошел, да? – расстроилась она. – Я так и знала! Я пойду к Зейну и буду жаловаться! Нельзя заставлять человека проходить проверку так скоро после высшей навки! Это наверняка нарушает какое-нибудь правило!

Рихард вздохнул и, поджав губы, кивнул, разуваясь и расстегивая куртку. Потрепал по ушам подбежавшую Фифи.

– Не надо никуда ходить. Зейн согласился прикрыть меня, – соврал он.

– О, это очень благородно с его стороны, – выдохнула Карна. – Когда он назначил следующую проверку?

– Ты останешься до нее? – спросил Рихард.

– Конечно, – ответила она и посмотрела ему в глаза. – А ты что, хочешь, чтобы я уехала?

– Нет! Конечно нет. – Он повесил куртку и пробормотал: – Что я творю…

– В чем дело? – встревожилась Карна, подойдя ближе.

Рихард повернулся к ней и сказал торопливо, будто боясь передумать:

– Я соврал тебе.

– О чем? Зейн тебя не прикрыл? – не поняла она.

– Нет. Да… Зейн ни при чем! Я прошел проверку. Я на светлой стороне.

– Это же чудесно! – обрадовалась Карна, но потом, нахмурив брови, спросила: – Зачем же ты соврал?

– Я очень боюсь, что ты уйдешь, – признался Рихард и, шагнув к ней, обнял за талию и с тревогой вгляделся в синие глаза. Она доверяла ему, и теперь, выходит, и он должен довериться.

Карна выглядела слегка заспанной и губы ее припухли, и ему так захотелось снова почувствовать их вкус…

– Выходи за меня, – тихо попросил Рихард, и сердце его забилось быстрей от волнения.

Она слегка улыбнулась, опустила ресницы.

– Карна…

Рихард приподнял ее подбородок и нежно поцеловал, не в силах больше терпеть. Карна ответила на поцелуй и прижалась к ловцу, обнимая за шею и лениво перебирая волосы на затылке.

– Я подумаю, – выдохнула она в перерывах между поцелуями, и Рихард увидел в ее глазах обещание и любовь.

Аббатиса Августина сидела в кресле на террасе и куталась в теплый плед, поджимая пальцы ног, зябнущие от раннего мороза, укрывшего пустоши седым инеем до самой реки. Трехцветная кошка спрыгнула с ее колен и пошла в дом, недовольно подергивая хвостом. Однако аббатиса осталась на террасе, близоруко вглядываясь в даль.

От реки тянуло сыростью, и Августина, повернувшись к столику, налила себе чаю. Добавила ложку сахара, подсластив чуть горьковатый привкус трав. Взглянув на реку, довольно улыбнулась и налила чай и во вторую чашку. Та, кого она ждала, уже поднималась по холму, и белый туман стелился у нее под ногами.

– Я боялась, что ты не придешь, – призналась Августина, когда Грета села во второе кресло, и подвинула ей чашку, над которой понимался пар. – Как там Каролина? Я так переживаю за нее. И все думаю, может, зря я тебя послушалась…

– Не зря, – возразила гостья, отпивая чай. – Все получилось как нельзя лучше.