Анна Бахтиярова - Похищение с сюрпризом

Услышит Лизетта, несдобровать. А у него и так травма после «знакомства» с рогом.

На исходе второго часа поисков, когда светлость хромал от усталости, а Гастон от боли, со двора донеслись грозные проклятья. Приятели поспешно высунулись в окно и обомлели. Лизетта, вновь обратившаяся в девицу (не считая коровьих рогов, венчающих белокурую голову), бодро шагала с топором наперевес. Куда? К растущей у ворот яблоне.

— Чего это она? — осведомился светлость.

Гастон только плечами передернул. Кто ж разберет эту невесту?

Лизетта же, не теряя времени, замахнулась на дерево и…

— Та-а-ак, — угрожающе протянул светлость.

Лезвие топора глубоко застряло в древесине, а попытки рогатой девицы его освободить не приводили ровно ни к какому результату. Сие свидетельствовало, что в человеческом обличье девица не столь сильна, как раньше.

— Ну, погоди у меня, — прорычал светлость под нос, стащил с головы фату и рванул на разборки, позабыв об усталости и недавних страхах.

Гастон здорово отстал по дороге. Пострадавшая часть тела припухла и сковывала каждое движение. Когда же он, наконец, достиг двора, глазам предстала картина маслом: светлость прыгал и выл, тряся прокушенной рукой, а Лизетта, наклонив голову, целилась рогами ему в грудь. Гастон даже сориентироваться не успел, как она бросилась в атаку, но случился казус: травмированный герцог вовремя плюхнулся на пятую точку, а невеста, промазав, кувыркнулась по траве.

— Ух! — она села и сжала кулачки.

— Хватит! — скомандовал Гастон. — Остановитесь! Оба!

Светлость с Лизеттой недоуменно обернулись.

— Давайте обсудим ситуацию, — торопливо продолжил Гастон. — Вы же оба не хотите свадьбу. Значит, надо придумать, как ее избежать. Вместе!

Светлость неуверенно кивнул, но Лизетта фыркнула.

— Сначала, — объявила она, поднимаясь, — я срублю треклятое дерево Ви, чтоб неповадно было меня подставлять!

У них с воспитательницей был уговор: сколько бы разрушений не устраивала Лизетта в местах, где они жили, яблони трогать строжайше запрещалось. Виолетта неизменно сажала их после каждого переезда. Брала семечко от предыдущего дерева и закапывала его в первый же вечер у ворот. Семечки, само собой, были магические. Ветвистая яблоня вырастала через день.

Лизетта, привыкшая оставлять за собой погром за погромом, с яблонями обращалась бережно. Знала, если перейти эту черту, воспитательница не простит до гробовой доски. Но на этот раз девица обозлилась настолько, что была готова нарушить многолетнее соглашение. Ну и пусть Ви взбеленится! Поделом! Ей — Лизетте — теперь-то что терять?!

Увы, ничего не вышло. Застрявший в дереве топор не поддавался, вопреки всем усилиям. Девица тянула его, ругалась, скрежетала зубами. Бесполезно!

— Срубите же гадкое дерево! — взвыла она, но тут приключилась новая беда: рога исчезли, лишив Лизетту последнего средства самообороны.

— Ага! — обрадовался метаморфозе герцог, но Гастон встал на его пути:

— Не надо! Не калечь невесту! Вдруг ее опекун тоже того… оборотень!

— Плевать! С ним я потом разбираться буду… а сейчас… всё! Всё припомню!

Лизетта попятилась, не зная, что предпринять. И дернуло же отправиться с яблоней сражаться! Сидела бы до утра в укрытии, никто бы не отыскал. С восходом солнца обратилась бы в кого-нибудь зловредного. А, главное, сильного!

А теперь… теперь…

— Ваша светлость! Голубчик!

Во двор красного замка на коне въехал камердинер Арнольд. Явно нетрезвый. Ибо держался не за поводья, а за лошадиную шею. Да и голубчиком он подопечного называл исключительно в состоянии подпития. На трезвую голову не решался, так как не считал молодого герцога таковым. Какой же он голубчик?! Сущее исчадие ада!

— Не троньте леди-оборотня! Ваш батюшка того… распорядился!

— Чего? — светлость сначала побагровел со зла, а потом побелел с перепуга, аки фата. — Ты? Ты ему нажаловался, олух?

— Никак нет, ва-ваша све-све-светлость, — Арнольд спешился, то бишь, съехал с коня и пошатнулся, взмахнув руками. — Это родственники леди-коровы… В смысле, невесты вашей. А батюшка… герцог через кристалл со мной связался. Велел к свадьбе готовиться. Вот, я того… всё записал! До единого слова!

Светлость посмотрел в поисках поддержки на Гастона. А тот зажмурился, а потом открыл глаза в надежде, что всё приключившееся за последние сутки — дурной сон. Но нет, ни Лизетта, ни Арнольд с герцогским письмом никуда не делись.

— Может, ты прочитаешь? — заискивающе попросил Гастона камердинер.

Тот выругался, но послание взял. Куда деваться, письмо — свершившийся факт. Как и осведомленность герцога-отца о рогатой проблеме.

— Дорогой мой младший сын, Себастьен Винзур, — начал Гастон и нервно откашлялся. Коли батюшка обращается так к светлости, стало быть, зол, как тысяча чертей — болотных и лесных вместе взятых. — Я крайне разочарован известием об очередной твоей глупости. Глупости, которая побила все твои предыдущие рекорды. Придется пожинать плоды. В нашем доме побывал сам Его императорское величество — опекун девицы Бельтрами и потребовал, чтобы ты взял ее в жены, раз посмел опозорить. Если свадьба не состоится в течение трех дней, нас всех казнят. Тебя тоже, разумеется. Мы уже выезжаем. Готовься к свадьбе, сын. И только посмей еще что-нибудь выкинуть. Или обидеть невесту. Лично из тебя дух выбью.

— Ох… — выдал светлость непривычно высоким голосом и повторно грохнулся в обморок.

На этот раз Гастон не обратил на это внимание. Уставился на Лизетту.

— Твой опекун — император?

— Да! — выпалила она. — Мой отец был его близким другом!

— Почему же ты раньше молчала?

— А никто не спрашивал!

Гастон больше ничего не сказал. Уронил письмо и сам опустился на траву рядом со светлостью. Лизетта отвернулась, чтобы никто не увидел выражения лица. Нет, она не радовалась. И не злорадствовала. Злилась! Да так, что едва дым из ушей не валил. Свадьбу требует император?! Он издевается?! Отдает ее за это… это… расплывшееся ничтожество без мозгов?! Да лучше на всю жизнь остаться коровой!

— Гастон… — наконец, подал голос светлость. Правда, глаза не открыл. — А давай ты на ней женишься. Мы ж ее вместе похищали.

Тот вытаращил глаза и замотал головой.

— Не выйдет, светлость. Это ж ты — сын герцога. А мой отец — дворецкий. Император на такую замену не согласится. Но может, кто из братьев на Лизетту польстится? Да хоть Теодор. Она куда краше его вечно кислой невесты.

— Угу. Особенно в образе коровы.

— Так мы свадьбу ночью устроим. Никто ни о чем не догадается. Да и Лизетте Теодор больше понравится. Он и на лицо пригож, и фигурой… — Гастон осекся, ожидая бури в исполнении светлости, ненавидевшем, когда хвалили братьев.