Альма Либрем - Заклятые враги [СИ]

— Нельзя проливать кровь, — эльфийка обняла себя руками за плечи и покачнулась, словно пыталась оставаться спокойной. — Тут нужен король Галатье. Он поможет восстановить равновесие.

— И как вы предлагаете его отыскать?

— Он в темнице там, в Торрессе, — вздохнул Бонье. — В башне. Там довольно много стражи и… И это реально.

Он ещё раз посмотрел на Нэмиару, понимая, насколько это опасно — идти туда. Насколько глупо — соваться одному в чужую страну.

— И это поможет? — наконец-то проронил Дарнаэл, понимая, что нет. Ничто не поможет. Армия Торрессы слаба, но под руководством отвратительного Тэллавара она может получить куда больше мощи, чем Элвьента и Эррока в случае объединения.

Нэмиара лишь неопределённо пожала плечами, будто бы в который раз задаваясь вопросом, стоило ли ей сюда приходить.

— Поможет. Я чувствую. У меня было видение, Ваше Величество, — наконец-то вздохнула она. — Если вы… Только брать с собой кого-либо…

Он и так это прекрасно понимал.

Она стояла на коленях перед фреской с изображением своей Богини и неистово молилась. Острые эльфийские уши сейчас казались не привилегией, а самым страшным наказанием — от Нэмиары осталась одна только тень.

Как глупо было верить! Каждое из этих видений, каждое из слов, произнесённых ею, каждое из действий — это всё указание свыше. Но когда король Дарнаэл вбил себе в голову что-либо, разве его можно остановить? Они просто сказали “иди”, а принять решение мог уже он сам, наверное, вот только почему-то девушка не осознавала тогда, каким оно будет. А разве мужчина поступил бы иначе, если ему не хотелось видеть ни собственную армию, ни женщину, которую он любил?

Вся эта бесконечная игра с попытками доказать что-либо… Конечно, Галатье мог помочь. Но Тэллавар нашептал ей эту мысль, внушил — что короля следует послать туда, одного, на верную смерть. И Нэмиара не смогла бороться. Она тогда видела это как альтернативу убийства — проклятая покорная Змея, она даже не догадывалась о том, что творила! Осознание пришло запоздало, тогда, когда хозяин, этот отвратительный вор, позволил ей принять правду.

И Бонье… Этот жалкий мальчишка, которого она приволочила в Кррэа — зачем он тут? Могла прийти сама, а не даровать им торресского посла. Но уже сделала то, что собиралась — и ей никогда не будет прощения. Как она могла называть Тэравальда трусом, если сама оказалась ничуть не лучше? Безвольное, пустое существо!

Нэмиара вновь вскинула голову и попыталась посмотреть в глаза портрету богини Эрри, но жуткое ощущение собственной бесполезности всё никак не хотело её оставлять — ни на одну секунду.

Он протянул руку, пытаясь коснуться полупрозрачной, небесного цвета сферы, что окружала его со всех сторон — и тут же одёрнул пальцы, словно обжёгся… И вернулся в реальность.

Магии вокруг не было. Ни капли, ни нитки; Дарнаэл даже не думал, что так свыкнется с нею, что волшебство превратится для него во что-то сродни привычному сердцебиению, которое не прервать и не остановить. Но теперь его сердце окончательно остановилось, а дотянуться до своего дара было невозможно.

Он пропал.

Мужчина только криво усмехнулся. Ну, не надо ведь быть глупцом — он сам вынужден был оттолкнуть волшебство, чтобы оказаться здесь. Был же шанс — поймать нить, которую так легко, так просто отдавал мальчишка. Бери, хватай, воюй!

Этот мир благодаря нему состоял из сплошной ненависти. Почему он не мог быть сам её воплощением, почему никак не решится воспользоваться тем наследием, которое оставлял остальным? Глупо же. Трусливо даже немного; так просто, так легко отталкивать от себя столпы творения родного континента. В Эрроке и Элвьенте все друг другу — даже страны, — заклятые враги, а у него в соперниках только он сам, как вечный противовес. Эрри, говорят религии, та, что с ним сражается? Нет же, глупость; со своей богиней он мог чувствовать себя только вечно влюблённым.

Даже Тэллавар сейчас сконцентрировался на других соперниках. Ему наплевать на извечные каноны и правила; для него существует только желание получить власть. Больше, чем у него когда-либо было. Больше, чем имеет право держать в своих руках обыкновенный, пусть даже очень одарённый человек.

Магия ведь никогда не пропадёт. Эта боль, сконцентрировавшаяся в ней, весь тот ужас, перенесённый людьми, та ненависть, которую они излучают — сколько лет это вливалось в границу, в кровь будущих правителей? Сколько лет они формировали основу будущего мира, его мощи?

Можно создать идеальную вселенную, где будет царить любовь. Но у этих миров есть свои правила; Океан от себя оттолкнуть может только ненависть. Ненависть, питающая его; боль, сливавшаяся столько лет с волнами безмерной водной глади, творившей прошлые миры. Откуда взялся первый, какой будет последним, сколько простоит их собственный?

Можно создать идеальную вселенную, где будет царить любовь. Но сила, влитая в неё, иссякнет, рано или поздно. И только это скопление ненависти позволит существовать миру, пока дети его сами не разрушат землю под своими ногами.

Мир без законов, без правил, без свода религиозных правил, которые пропишет за него его же творец. Сколько ошибок он сотворил, позволяя силе вырваться на свободу? Сколько всего отпустил, когда пришло время принимать решение?

Разве та капля чувств простого эльфа могла даровать этому клочку земли надежду на счастье?

Он закрыл глаза, вновь попытавшись поймать нить магии. Даже с даром, когда чары пылали в божестве — или в короле, — и смешивались с его кровью, это было довольно трудно. Что уж говорить сейчас, когда колдовства не больше, чем на медную монету — и на ту, наверное, не хватило бы? Дарнаэлу хотелось бы поверить, конечно, в то, что это было временно; но разве за волшебством он сейчас тянулся?

Нет. Ему лишь важно было узнать, что происходит. Слишком долго граница поддерживала волшебный баланс и отдавала ту силу, что была ей лишней, людям. Ненависть имеет свойство копиться, вот и магии становится больше и больше — и даже Дарнаэл не мог сказать, рождается ли она из тех замкнутых стен бесконечного лабиринта, в котором он сам когда-то давно блуждал, или, может быть, всё дело было в чём-то другом.

Были ли эти люди отражением старых теней? Их ведь всё больше, и силы, что выделяется смертным, тоже. Может быть, она уходит на поддержание мира, а может, делает могущественнее одарённых, передаётся по крови или просто так — Дарнаэл не знал.

Он лишь знал, что Тэллавару и наследнику его, Дара, волшебства, Шэйрану, не место в одном мире. Этого слишком много.

Теперь, когда земли отдавали свои силы — что будет? Источник вновь проснулся, источнику нужны кровавые жертвы, а когда крови больше, чем на войне? Ни одно предательство и нож, всаженный в спину, не подарит столько боли и ужаса, сколько подарит пыл одной битвы.