Альма Либрем - Заклятые враги [СИ]

Пришло время выбирать. Он уже много раз блуждал по этой границе вперёд-назад, так и не сделав решающего шага, теперь у него просто не оставалось возможности отступить. Да или нет — более чем строгий ответ, от которого далеко не отойдёшь.

Рэй вновь посмотрел в окно. Совсем скоро наступит новый день, и первые лучи солнца коснутся дворцовых площадей. Совсем скоро, может быть, этот мир станет привычно временным, а не тем, чем являлся много лет до этого. А может, всё и обойдётся, кто скажет?

Но Шэйран не был глуп. Он знал — нельзя выбирать величие и оставаться здесь. В Элвьенте нечего ловить; страна вечно верна своему королю, если знает, что он где-то там, не имеет значения, где именно, лишь бы живой.

Если он выбирает борьбу, он выбирает источник. Он выбирает Тэллавара, войска вокруг Эрроки, отражавшиеся в зеркале, выбирает своих родителей, выбирает возможность умереть где-нибудь в бою.

Иначе…

Иначе он просто уходит.

Рэй вновь взглянул на небо сквозь стекло. Оно казалось причудливо-бордовым, и на губах парня появилась едва заметная, немного странная улыбка — словно он собирался сказать что-то, но никак не мог решиться на прямой ответ.

…К следующему рассвету, он знал, им уже нечего делать в этом дворце. Что бы они ни выбрал.

Анри думала, источник их отпустил. Перестал хватать за руки, перестал останавливать и больше не жаждал впиться своими отвратительными зубами в горло и сделать несколько глотков свежей, вкусной для него крови. Она хотела верить в то, что всё закончилось, когда останавливалась, а после всё оборачивалось по кругу.

И потом, когда они устали бежать, тени окружили их полукругом. Анри сама не ожидала, что потянется к его руке; Кэор сжал осторожно её пальцы, словно пытаясь успокоить, и пусть удавалось плохо, девушка знала: они не отступятся. Слишком поздно для того, чтобы оказаться по другую сторону этих вечных граней.

— Я никогда не думала, — наконец-то промолвила она, — что всё закончится вот так. Мама говорила мне, что воин всегда погибает на поле боя, а не так, как я — ничтожно и глупо.

Тени стояли полукругом. Знакомые — все они будто искали своё отражение в их памяти, а потом возвращались сюда, отчаянно пытаясь захватить открывшуюся реальность, забраться в неё своими грязными лапами, всё истоптать, что только можно, разрушить, разбить.

— А тебе никогда не хотелось умереть уже пожилой женщиной, в окружении родных — дети, внуки, правнуки?

Со стороны Кэора этот вопрос казался необычным, и девушка промолчала. Ей, конечно, многого хотелось; но когда в стране теней уже не можешь сражаться, наступает момент, когда надо просто отпустить прошлое. Любовью и чувственностью себе не поможешь; тени подступали ближе и ближе, и за таинственным кругом поляны их было так много, что отступать больше некуда.

Сандриэтте не хотелось смотреть на непобедимую, миллионную армию, что окружила их. Ей хотелось расслабиться и позабыть о прошлом, чтобы и жизнь, ускользающая из рук столь неуловимо и быстро, больше не казалась столь горькой.

— Магический источник, — выдохнул Кэор, — просто хочет жертв. Зачем ему битва? Зачем сражение, если можно просто взять своё?

Они смотрели на небо, но видели вместо него хрустальные, сводчатые потолки и безграничные океаны. За руки держались только для того, чтобы не потеряться среди теней, и лежали на холодной, нереальной земле, пока кожу щекотали мягкие травы. Не было больше реальности, и замёрзнуть было нереально, но иней бывших мертвецов постепенно растекался по одеждам и сковывал их невидимыми цепями.

Они опускали мечи. Они склонялись на колени перед властью, которую им не познать. И вражеское сознание покидало их мысли, стоило только столкнуться с его взглядом. Они все оборачивались на холм посреди долины, на буйствующую зелень вокруг и статуями застывали.

Вот он — ключ. Одно рабство можно вытеснить только другим; кровь, сделавшая зелёную траву красной, не смоется под каплями дождя, только новое преступление заставит её впитаться в землю.

Они все ошибались, когда думали, будто сила спрятана. Сила уже была в чужих руках, сила затихла, а теперь взорвалась и пульсировала во вражеских, укравших её пальцах. Та, древняя, могучая, она вытеснила разум из умов каждого на поле боя и толкала их вперёд, окровавленных, изрубленных.

…Они даже не заметили, когда им подменили идола. Только приказание в сознании постепенно сменилось мягкой, настойчивой просьбой, и ворованная сила уступила хозяину.

Магический источник требовал плату. Кэор видел, как шаг вперёд сделали тени, и жить больше не хотелось, дышать больше не хотелось, только Марта тянула к нему свои руки.

Анри тоже кого-то видела. Для каждого тени казались одним и тем же. Они видели ключи в сводчатых потолках, видели, как искажалось, изгибалось причудливо будущее, и хорошо, что повлиять на него не могли — да и зачем? Будущее — вещь страшная, дикая, схватишь — не удержишь.

Магическому источнику осталось совсем немного крови и боли. Просто подойти немного ближе и получить наконец-то ту жертву, на которую он надеялся.

И если тени их поглотят — они знали, — Магический Источник наконец-то получит то, о чём столько времени желал.

— Он будто подсказывает нам ответы, — промолвила наконец-то Анри. — Пытается сказать, что делать потом. Что они или мы должны…

— Но кому передать? — хмыкнул Кэор.

Сводчатые потолки вновь вспыхнули, обратились новым видением.

Они пронзили его лучами чар. Магия прорезала его насквозь, оставила тонкие следы-шрамы на коже и впиталась, так и не вырвавшись наружу.

Тогда он поднялся и нанёс им сокрушительные удары, за эту казнь, за боль, причинённую так откровенно и с таким удовольствием.

Они ударили в спину. Магия была сильна, могуча, и она оставила на его коже длинные тонкие линии, словно кто-то отрубил крылья. А потом все порезы и удары пропали, и он вновь стоял напротив, всесильный и наполненный их предательством.

И он ответил на этот удар, и первые, вторые, сотые ряды рухнули подчинённо на колени. И в этой реальности победа вновь оказалась за ним.

Они мечами его рубили, пытаясь победить, и наносили кровавые, бесконечные удары, а он только впитывал в себя ненависть от каждого движения, от каждого маленького шажка, и этой болью полнилось его тело.

А после он взял огненные стрелы и лук, выстрелил лишь однажды всеми двадцатью, в двадцать отражений в зеркалах перелившись, и они лежали кругом, пронзённые насквозь, и догорали под адским жаром августовского солнца.

Они вызывали его на дуэли и стреляли, уничтожали, испепеляли, а он всякий раз крутил колесо и получал право первого удара, незамедлительного и праведного.