Альма Либрем - Заклятые враги [СИ]

Глаза его теперь пылали — будто бы в них отражалось пламя чужих костров.

— А потом я вкусил любовь её дочери. Хватался руками за её сердце, вырывал его, вытаскивал всё доброе и способное на чувства. Лишал её шанса на счастье — она хотела магии, хотела мести… я давал им просто огрызки вместо желанного могущества, и всё ради того, чтобы испить то, что надо было мне!

Он чувствовал себя победителем, кругами хотя вокруг Дарнаэла. Казалось, бог должен был уже давно броситься на него, давно одним только заклинанием прервать жизнь — но он молчал, сжимая губы в тонкую линию — словно все произнесённые врагом слова не имели никакого значения.

— А жажду жизни, жажду битвы я отобрал у молодой любовницы твоего тезки. Знаешь, она тоже пылала чужим — а, какой вкус был у этой Зэльды! Я довольствовался её силой, тем, что пылало в её груди, довольствовался желанием победить, зная, что однажды у меня будет большее.

Он зажмурился, в упоении вспоминая те сладостные секунды.

— Я смешал всё это воедино. Я превратил это в одно целое, сделал своим, впитал — я смог стать молодым. Я вернул себе вечность. Сколько людей там погибло только потому, что мне этого захотелось, Тьеррон? Скольких я убил одной только улыбкой, одной силой мысли?

Синие глаза эльфа сверкнули как-то зло.

— Ты ещё не хочешь меня убить? А помнишь, как я упивался силой, сворованной у мальчишки? У этого, — он ткнул пальцем в Рэя, — парня, которому было ещё жить и жить! Мне хотелось терзать его тело, рвать на куски — мне хотелось получить его. Занять его место, вытеснить всё то, что осталось от его личности, лишь бы только поселиться и намертво закрепиться… Навсегда!

Мужчина кровожадно улыбнулся, словно в этом был какой-то смысл — во всём том, что он только что произнёс в приступе собственного безумия.

— Как же замечательно всё, что происходит, правда, Первый? — усмехнулся он. — Как прекрасно стоять и слушать! Ну? Ты не хочешь убить меня после того, как я вонзил в его юную плоть кинжал, как отобрал жизнь, невинную и чистую, все надежды разрушил? Неужели после этого ты всё ещё пытаешься меня пожалеть? Отпустить? Неужели ты меня не ненавидишь?! Ненавидишь, я вижу. Вижу!

Дарнаэл вздохнул, так устало, будто бы только что с его плеч свалилась огромная ноша. И улыбнулся, так искренне и чисто, что оставалось только поражаться — откуда в нём было столько сил на прощение, на свободу и на жизнь.

Однажды он выковал этот мир из чистой ненависти — и сделал его преисполненным любви, чувств, истины. И столько лет воскресал, столько лет оставлял единственную любимую женщину, чтобы у них всех была жизнь. Долгая, счастливая.

Тэллавар пытался это разрушить — неужели он его не убьёт?

— Я не ненавижу тебя, — тихо промолвил он. — Я тебя прощаю.

— Ты не можешь…

— Могу, Тэл, — усталость в голосе сменилась уверенностью и силой. — Могу.

— Нет, — возразил Тэллавар. — За такое не прощают. За такое убивают — и ты меня убьёшь. Убьёшь сейчас же, стоит мне только повернуться спиной…

— Отнюдь, — возразил он. — Прощаю. Ты свободен, Гартро. Ты можешь идти, куда захочешь.

— Но?! Давай. Давай, заяви, что я должен сделать для того, чтобы уйти! — Тэллавар протянул руки, схватил его за плечи, встряхнул с силой. — Говори!

Дарнаэл оставался всё таким же. Не скривился от отвращения, даже не отбросил в сторону его руки, а спокойно улыбнулся и мягко покачал головой.

— Будь свободен, Тэллавар Гартро.

Маг содрогнулся — словно только что кто-то нанёс ему решающий удар, — отступил, зажмурился и с громким, тяжёлым вздохом осел на землю. Тело его, казалось, билось в судорогах — он выдыхал всю ту черноту, которую собрал за долгие годы.

Дарнаэл подошёл ближе, положил ладонь ему на плечо, заглянул в мутные глаза — так искренне, так спокойно.

— Я мог бы вонзить тебе в сердце кинжал, — прошептал он, — чтобы убить тебя. Чтобы отомстить. Мог бы позволить тебе и дальше бороться против меня, возвращаться раз за разом и всё рушить. Но я не держу на тебя зла. Даже если ты пожелаешь вновь возродиться и уничтожить то, что мне дорого — у тебя ничего не получится. Мы больше не заклятые враги.

— Враги, — просипел Тэллавар.

— Нет. Врагами можно быть только взаимно. Ненавидеть друг друга до последнего взгляда, до последнего вздоха. Но я не хочу тебя ненавидеть. И презирать я тебя тоже не хочу. И забывать — нет. Ты просто урок из прошлого, Тэллавар. Мне не за что ненавидеть тебя — ведь ты сколькому научил меня на этом длинном, многовековом пути.

Плечи Гартро опустились. Его тело била крупная дрожь — и, казалось, он не мог больше удержать в себе всё то, что украл.

Глаза поблекли — в них больше не было того пламени. Медленно, под лучами закатного солнца, выгорали волосы, становясь седыми, такими тонкими, белыми — коснёшься, и ничего не будет.

Его лицо покрылось морщинами. Задрожали руки. Сгорбилась спина. Губы его стали тонкими, словно не способными больше раскрыться, а ноги едва-едва держали.

Тонкими нитками дыма в небо взмыло всё то, что он украл. Чужая любовь, чужая боль, усталость, всё то, что однажды он большими глотками выпил из невинных людей. Всё то, что своровал.

— Верни мне то, что ты отнял у меня, — прохрипел он старым, изменённым до неузнаваемости голосом. — Ты не имеешь права так поступить.

— Я не могу, — покачал головой Дар. — Этот мир строится на ненависти. Твой стержень растаял — значит, она была не твоя.

— Я вернусь. Я отомщу, — по щекам Тэллавара катились крупные, будто бы чернильные слёзы. — Я обязательно заставлю тебя пожалеть о том, что ты сделал.

— Пускай.

Но они оба знали, что ничего больше не будет. Всё закончилось — не было больше никакого Тэллавара Гартро, не было того мужчины, что держал в страхе столько дней огромную страну.

Дарнаэл не сдвинулся с места, когда тот попытался рвануться к нему — не шевельнулся, чтобы помочь подняться.

Старик не мог выпрямиться. Не мог идти быстро. Он, сгорбленный, уставший, разбитый, медленно побрёл в сторону выхода из дворцового сада.

— И ты его просто так отпустишь? — ошеломлённо спросил Рэй, казалось бы, только-только обретя голос. — Не попытаешься убить, не…

— Он просто старый человек. Не думаю, что способен навредить кому-то.

— Напомню, он навредил довольно большому количеству людей, когда был всего на пару месяцев моложе.

— В нём больше ничего нет, — возразил Дарнаэл. — Пусть уходит. Пусть будет свободен. Зачем останавливать его? Он заслужил покой.

— Не понимаю.

— Поймёшь.

Шэйран обернулся, глядя вслед сгорбленному мужчине, что едва-едва ступал по травянистой земле. В каждом шаге его было слишком много боли, и, наверное, милосерднее было бы всё-таки убить — но…