Альма Либрем - Заклятые враги [СИ]

И неправильно, наверное. Ему тогда будет за что вернуться. За что отомстить. А так — впереди только свобода, пусть короткая, пусть грустная и не дарящая ему ни капельки облегчения. Может быть, он станет упиваться этой свободой, будет делать огромные глотки, наслаждаясь тем, что наконец-то отпустило, наконец-то перед ним открылся огромный простор той несказанной, неожиданной воли.

— Он не протянет и несколько дней, — наконец-то прошептал Рэй.

— Я ставлю на пару лет, — покачал головой Дарнаэл. — Он довольно сильный — может быть, к концу жизни даже станет немного счастливым.

— Не станет. И ты знаешь об этом.

— Не хочу верить, — ответил мужчина. — Если б я знал… Если б был на сто процентов уверен — смог ли бы я простить его? Если б знал, что после этого он всё потеряет — оказались ли бы мои слова искренними?

— Так значит, ты не знал?

— Конечно же, нет, — усмехнулся Дарнаэл. — И когда ты будешь отпускать, ты тоже не будешь знать, король.

— Я не король.

— Не спорь, Рэй. Рано или поздно ты им станешь. Думаешь, после всего этого государство захочет подчиняться кому-то другому?

Шэйрану хотелось сказать, что они никогда не предадут отца. Никогда не пожелают выступить против него, чтобы примкнуть к новому повелителю, к тому, кто на сей раз покажется достойным — или нет, — занять его священное место.

Но в тот же миг он отлично понимал, что Дарнаэл Второй и сам больше не захочет оставаться на троне. И, возможно, будет несказанно прав.

Нельзя оборачиваться назад — с этим кровавым солнцем гасла огромная эпоха.

А завтра с первыми лучами оживёт новая.

И каждый из них рано или поздно должен будет это принять.

Они ещё долго смотрели вслед Тэллавару — даже когда от того не осталось и тени. Казалось, боялись прощаться с прошлым, осознавать, что всё закончилось.

Откуда-то снаружи доносились крики, шум — кто-то ликовал, радовался победе. Сквозь витые решётки огромного забора можно было различить опустивших головы торрессцев, что грустно шагали куда-то подальше от дворца Кррэа, и эрроканцев, элвьентцев, радующихся своей победе. Кто-то уже распевал пьяные песни, кто-то — рыдал над погибшими, кто-то просто быстро собирал вещи, порываясь как можно скорее вернуться домой.

— Непривычно осознавать, что больше никаких войн не будет, — наконец-то проронил Шэйран. — И что больше не нужно ничего отвоёвывать, ни с кем сражаться…

— Кому-то не нужно, — согласился Дарнаэл, — но ты стоишь только в начале пути. В конце концов, тебе ещё править и править, а страны ох как непокорны. Эррока и Элвьента будто бы замерли в своём развитии пять сотен лет назад, цепляясь за магию. Кто-то должен вывести их из ямы, заставить развиваться, и этим кем-то будешь ты.

— Но я ведь не король, — покачал головой Рэй. — Стану им, наверное, когда-то, но мои родители будут править ещё много лет.

Первый только хрипловато рассмеялся.

— Как думаешь, Эрри, — окликнул он богиню, — будут они долго править?

Женщина не ответила. Её взгляд, холодный и пристальный, скользнул по Шэйрану, словно она пыталась оценить его и ответить что-то, но не рисковала зарекаться, загодя вещать о результате того или иного сражения за власть. Можно было подумать, что богиня и вовсе не знала, что случится через день-другой — словно не она принимала участие в сотворении этого мира, их маленькой реальности.

— Дарнаэл Второй, — наконец-то проронила она, — кто угодно, но только не король. Он отличный полководец, и страна его любит, но разве ты, Рэй, настолько плохо знаешь своего отца, чтобы решить, что ему уютно на троне?

Шэйран ничего не ответил. Он знал, что Эрри относилась ко всем мужчинам примерно так же, как и Лиара — ведь её руками в первые годы творилась эта безумная религия, она в каждой из своих реинкарнаций отчаянно поддерживала её, она же не хотела, чтобы дело всей её жизни угасло сейчас.

— Мне никогда не были близки колдуны и ведьмы, а страна, которую я сотворила, стала их средоточием, — как-то грустно промолвила Эрри. — Что мне остаётся, кроме как отдавать предпочтение правителю, в жилах которого никогда не было моей крови?

— Казалось бы, ты должна его ненавидеть.

— Дарнаэл мне ближе, чем любая правительница Эрроки, — возразила богиня. Она подошла к своему возлюбленному, положила руку Первому на плечо, словно пытаясь остановить. — Да, он правнук Дара, да, их зовут одинаково, да, с твоего отца можно писать портреты божества прошлого, разве только не забыть об острых ушах. Да, я всегда ненавидела ту, что на какие-то несколько десятков лет завладела сердцем моего — и ничьего больше, — мужчины. Но не могу не согласиться с вашим народом — за таким полководцем и вправду пойдут толпы. Но как король… Когда в последний раз твой отец думал об экономике?

— А мать? — Первый усмехнулся. — Лиара, конечно, могущественная ведьма, но за чарами она вряд ли видит то, что народ не слишком-то и счастлив. Матриархат, разрозненность из-за постоянного нежелания заключить стабильные договора и наладить торговлю.

Рэй мотнул головой. Слушать всё это — будто бы совершать некое предательство, топтаться ногами по всему, что было дорого ему и его родителям. Он не собирался оттеснять их, не собирался занимать трон до того, как в этом будет необходимость. Шэйран и вовсе сомневался в том, что способен править, и ему хотелось верить в то, что отец передумает — что то короткое восклицание было просто порывом.

— Прежде, — наконец-то промолвил он, — здесь не было этой берёзы.

Она в ответ зашуршала серебристыми листьями, и могло показаться, что дерево обращалось к нему — о чём-то просило, сообщало что-то, но Шэйран не мог расшифровать это короткое послание.

Он не дожидался ответа или хоть какой-то реакции со стороны Дарнаэла и Эрри, а неуверенно шагнул к красивому дереву. Казалось, то было поразительно знакомым — но Рэй мог поклясться, что никогда не подходил ни к одной подобной берёзе. Проезжал, разумеется, мимо каких-то, но никогда не обращал на них внимание. Не мог отметить тонкий стан, гибкость ветвей, голову, склонённую чуть набок…

У берёзы. Голову.

Осознание, казалось, предательским выстрелом прострекотало у него в голове. Рэй протянул руку, касаясь гладкого ствола, и содрогнулся от бесконечной какофонии чужих мыслей, нахлынувшей внезапно свободы…

— Эльфийка, — очарованно прошептал он. — Нэмиара…

Он знал её довольно плохо — сколько там они виделись, сколько разговаривали, перебросились парой лишних фраз? — но всё равно представить, что девушка, настоящая, живая, превратилась в высокое дерево, было страшно.

— Это можно как-то исправить? — поворачиваясь к Дарнаэлу и Эрри, спросил он. — Вернуть её в то состояние, в котором она была прежде?