Надежда Волгина - Заземелье [СИ]

— Где мы? — пошевелила я плохо слушающимися губами.

Савелий распахнул дверь и внес меня в помещение. Он все так же не считал нужным отвечать на мои вопросы. Внутри было едва ли теплее, разве что чуть-чуть. Да колючий снег не попадал в лицо и не царапал кожу.

Меня опустили на что-то мягкое, где я сразу же сжалась, чтобы хоть немного согреться. Без его рук стало еще холоднее. Да и хотелось рассмотреть, где же я оказалась на этот раз?

Что-то щелкнуло несколько раз, а потом вспыхнуло яркое пламя. Камин! Нет, скорее очаг, который Савелий только что разжег. Маленькую комнату залил тусклый свет. Не больше десяти квадратных метров. Мебели совсем нет. Только что-то типа кровати из сложенных прямо на полу шкур, да большого очага, обложенного камнем. Стены такие же, срубовые, как и в доме Агаты.

— Это твой дом? — решила уточнить я, когда почувствовала, как тепло от огня проникает мне под одежду. Такое крохотное помещение столь жаркий костер нагревал моментально.

— Громко сказано, — улыбнулся Савелий, продолжая подбрасывать бревна в огонь. — Я тут бываю, когда охочусь. Иногда приходиться оставаться с ночевкой, вот и соорудил себе что-то типа ложа.

Мне уже становилось по-настоящему жарко. Первым сняла платок, потом и ватник последовал за ним. Ноги тоже уже прели в валенках. Пришлось и их снять. Зато я смогла удобнее расположиться на шкурах, подмяв ноги под себя. Чудесный охотничий домик! Почему-то он мне очень нравился и находиться тут было приятно, даже несмотря на опасно близкое соседство Савелия.

Он, тем временем, тоже разделся. Только в отличие от меня не стал бросать вещи на пол, а повесил их на гвозди, вбитые в дверь. Туда же отправились и мои вещи, собранные его заботливыми руками. А потом он присел рядом со мной, и мне стало совсем жарко. Не от костра в очаге, нет, а от его близости и того, как он на меня смотрел. Я вдруг отчетливо поняла, что сейчас произойдет, и все вопросы, что накопились в таком количестве и которые я планировала ему задать, разом вылетели у меня из головы. Одновременно испытывала и страх, и нетерпение. Я хотела его до зубовного скрежета и даже самой себе боялась в этом признаться.

Савелий прижал ладонь к моей пылающей щеке, и так интимно это у него вышло, что я почувствовала, как жар заливает мою шею, проникает в вырез платья.

— Ты самая необычная женщина из всех, что я когда-нибудь видел, — низким голосом произнес он, наклоняясь к моему лицу.

Хотелось спросить, что же такого во мне необычного, но как только поняла, что он сейчас меня поцелует, все мысли моментально выветрились из головы. А в следующее мгновение его губы прижались к моим, а руки обхватили талию и придвинули ближе. Пока длился поцелуй, и я все больше теряла голову, пальцы Савелия нащупали застежку платья у меня на спине. Я даже не заметила, когда он расстегнул все пуговки, опомнилась только, когда платье сползло с плеч, и я осталась лишь в тонкой сорочке. Невольно испугалась от мысли о том, на что иду сознательно. Савелий неверно истолковал мой испуг и немного отодвинулся.

— Только скажи, что не хочешь этого, и ничего не будет, — еще более глухим голосом произнес он. Физически ощущала его напряжение и то, как он пытается побороть возбуждение.

— Хочу, — губы сами зашевелились, сообразить я не успела.

— Тогда позволь мне это, не сопротивляйся.

Он снова придвинулся ко мне и продолжил начатое. Я поняла, что после того, как дала разрешение, сопротивление будет выглядеть глупо. Поэтому даже не пикнула, когда он снимал с меня платье, а потом припал губами к моей шее, опаляя ее горячим дыханием.

У меня кружилась голова от переизбытка эмоций. Я думала, что желаю Филиппа в те редкие моменты близости, что случались между нами. Но то чувство ни в какое сравнение не шло с тем, что я испытывала сейчас. Мне хотелось не просто обнимать Савелия за плечи, а впиваться в них ногтями, делать ему больно, терзать его плоть так же, как терзалась сейчас моя душа. Наверное, поэтому я с таким жаром отвечала на его поцелуи, разве что не кусала его губы. Меня сжигало чувство, определения которому не было.

Сама не заметила, как расстегнула рубаху на его груди. Пальцы прикоснулись к обнаженной коже, прошлись по мышцам в легком танце и вновь сомкнулись на его шее. Я хотела целовать его вечно, не прерываясь и с радостью встречала его губы после их путешествия по моим шее и ключице.

Савелий не торопился освобождать меня от сорочки. Его руки гладили мое тело сквозь тонкую ткань. Большие пальцы словно ненароком касались сосков на груди, заставляя их сжиматься до боли. Опускались к животу и вновь перемещались на спину. Он был так нежен, что мне даже захотелось намека на грубость. Но возможно, это возбуждение играло свою роль. Лишь теоретически подкованная о близости между мужчиной и женщиной я понимала, что желаю этого все сильнее.

На мне оставалась еще одна деталь, которая мешала ужасно. Мои теплые, с начесом, штаны, что заставила надеть Агата. Я чувствовала, как жарко ногам. Да и эта часть тела тоже хотела получить свою порцию прикосновений.

— Можно я сниму их?

Понимала, как смешно звучит моя просьба, но ничего не могла с собой поделать. Мне нужно было освободиться от помехи во что бы то ни стало и как можно скорее.

Пока я освобождалась от рейтузов, Савелий тоже снял все лишнее, остался в одной рубахе. Внезапно проснулась стеснительность, не вовремя напомнив о себе. То ли вид полуголого Савелия так повлиял, то ли очередное осознание, но я застыла как вкопанная на краю ложа, не зная, что делать дальше.

— Ничего не бойся. Больно не будет, — правильно истолковал он мое настроение, привлекая к себе и укладывая на спину. — Хоть я и дико хочу тебя, но понимаю, что у тебя это впервые…

Он прижался ко мне своим телом и снова накрыл губы поцелуем, словно догадался, что эта ласка уже привычна для меня, что ее я не боюсь. Но я уже хотела большего, поэтому когда его руки пробрались под сорочку, даже не думала препятствовать, помогая ему освободить меня от куска ставшей ненужной ткани.

Стоило мне оказаться совершенно обнаженной перед ним, как теперь он будто испугался того, что собирается сделать.

— Я должен быть уверен, что ты хочешь этого не меньше меня, — навис Савелий надо мной, ничего не предпринимая. — Скажи это еще раз.

— Я хочу тебя, — ответила я, чувствуя, как лицо краснеет и на глаза наворачиваются слезы.

Больше не было слов, а началось то, что невольно охарактеризовала, как мой личный конец света. Что Савелий со мной творил! Когда пальцы его прикоснулись к тому, что пульсировала у меня между ног, и принялись умело поглаживать, то погружаясь внутрь, то выныривая наружу, я не смогла найти себе места. Стонала неприлично громко, извивалась всем телом… Савелию приходилось прилагать всю сноровку, чтобы не прекращать пытку и ловить меня метущуюся по ложу, чтобы припечатать поцелуем. Кажется, я царапала ему спину и молила о пощаде. Стоны переходили в рыдания, но он не сбавлял натиск, пока я не взорвалась и не обмякла в его руках. Боже, как же это было мучительно и прекрасно одновременно. Я дышала так, словно меня долго раздували. Он прижимал мое содрогающееся тело к себе и покрывал поцелуями. Ни единый сантиметр не остался без внимания его губ, даже те места, которые я считала слишком интимными, слишком личными. Но мне было хорошо, как никогда. Стыд испарился, осталось только желание большего. Интуитивно чувствовала, что это еще не полнота того, что он может мне подарить.