Надежда Волгина - Заземелье [СИ]

От пронизывающего холода я моментально перестала чувствовать свое тело. Даже мысли и те замерзли, иначе я бы хоть как-то сопротивлялась, когда на глаза мне легла плотная повязка и сзади ее стянули тугим узлом.

— Так нужно, милая, терпи… — произнес голос Агаты и в следующее мгновение пещеру заполнили монотонные подвывания из слов, смысл которых я не понимала.

Сколько длилась эта пытка, понятия не имею. Временами мне казалось, что от леденящей стужи сердце мое останавливается и я умираю. Тогда, наверное, я теряла сознание. Но утверждать с уверенностью не могу. В голове гудел голос Агаты, бубнящий противные заклинания. Все вместе это сводило с ума, лишало остатков самообладания. Я слышала собственные подвывания, диссонансом вливающиеся в заклинания. Пыталась молить о пощаде, но голосовые связки тоже были скованны холодом. И казалось пытке этой не будет конца и края.

Когда я всерьез вознамерилась расстаться с жизнью, сильные руки Савелия освободили меня из ледяного плена и куда-то понесли. Повязку с глаз моих снять не потрудились. Тела я своего по-прежнему не чувствовала, как и заговорить тоже не могла. Одно осознавала, что голова моя болтается из стороны в сторону, как тот противный болванчик.

И это, как оказалось, было еще не самое страшное. На руках у Савелия я находилась не так уж и долго. Уже через несколько минут он опустил меня в кипяток. Кроме шуток! Вода, в которой я находилась, бурлила и пенилась. Меня решили сварить заживо! Вот тут я заорала во все горло. И орала до тех пор, пока мое истерзанное тело не достали из этой купели и не завернули в родное покрывало. Вот тогда я разрыдалась, поняв, что на сегодня испытания закончены. Но стоило мне подумать, что они могут возобновиться, как расхотелось жить совершенно.

— Да, голубушка, — проворчала Агата, — с полумертвой тобой было легче… Не знаю, чтобы и делала, не будь тут его.

Его — это значит Савелия, надо думать. На этих двоих я не смотрела, глотая злые слезы и отвернувшись к стене пещеры. Я так на них обиделась, что даже не поняла, насколько мне стало легче. Тело свое уже не просто чувствовала, а могла спокойно шевелить руками и ногами. Голова не болела, да и неприятные ощущения испарились, как по волшебству.

— Темень уже, хоть глаз коли. Пора отправляться домой, пока злые духи сюда не нагрянули. Начинается их время.

Вот тут я испугалась пуще прежнего. Если до этого со мной совершали то, что позволяли добрые духи, то на что же способны злые?! Сопротивляться или стесняться не стала, пока Савелий прикасался ко мне, поплотнее заворачивая в покрывало. Доверительно заглядывала ему в глаза, давая понять, что согласна на все, лишь бы он поскорее унес меня отсюда. Впрочем, он на меня не смотрел и опять был нем, как рыба. А у входа в пещеру нетерпеливо топталась Агата, поторапливая сына. Физически чувствовала, как она напугана, даже у меня волосы шевелились на голове.

Обратно мы неслись, наверное, со скоростью ветра. Вернее, бежали Агата с Савелием, а я ехала у него на руках. Замедлить шаг они себе позволили, лишь когда отошли на приличное расстояние от пещеры.

Меня раздирало любопытство. Когда поняла, что опасность нам вряд ли грозит, появилось сразу столько вопросов.

— А чем опасны злые духи? — не выдержала и спросила я.

Обращалась к Савелию, но зашипела на меня Агата:

— Молчи, несчастная, не навлекай беду. Все дома…

И я замолчала, поняв, что она не шутит, но дала себе слово расспросить ее подробнее, на досуге.

Я даже немного расстроилась, когда Савелий занес меня в дом Агаты, уложил на топчан и даже не взглянув утопал восвояси, словно за ним черти гнались.

— Вот так всегда, — вздохнула Агата, глядя вслед сыну. — Ни единого доброго слова. Носит тебя туда-сюда, а потом испаряется.

А я сегодня слышала его голос, отчего-то порадовалась я. Даже стыдно стало. Не ожидала от себя подобной мелочности. Она же мать! Представляю, как ей тяжело видеть, как сын ее игнорит. Или его молчание вызвано чем-то еще? Ничего не понимала.

— Агата, — позвала я, когда поняла, что она готова уйти на свою половину.

— Вот же дурья башка! — встрепенулась добрая женщина. — Совсем голову потеряла, забыла, что сама-то ты из кокона не выберешься, — засуетилась она, разматывая на мне покрывало.

— Да я не об этом… — торопливо заговорила я, уж больно проворно она действовала. Я испугалась, что сейчас она меня распеленает и оставит одну, так и не удовлетворив любопытства.

— А о чем же, милая? — удивленно уставилась она на меня, чем чуть не вызвала нездоровый смех.

Ну конечно! Вокруг меня же происходят самые обыкновенные вещи, чем я могу интересоваться? Я же почти каждый день спасаюсь от смерти, купаюсь в ледяной грязи и кипящем котле, как ершовский Иван-дурак. Конечно, мое любопытство иначе, чем праздным и не назовешь.

Стоп! Как же ты смеешь, Фаина?! Что плохого тебе сделала эта добрая женщина, кроме того, что заманила сюда. Да она уже сто раз искупила тот свой грех. Мне стало стыдно, что киплю от злости, которую хочу выплеснуть на Агату, а решаюсь только на паскудные мысли и злую иронию. Давно ли я стала такой?

— Простите меня, — прошептала я и чуть не расплакалась, так мне стало жаль ее. Ведь это она, а не я, при живых и любимых близких лишена возможности видеться с ними. А тут еще я со своей злобой.

— Да что ты, милая?! — всплеснула руками она. — Вон и глаза на мокром месте. Уж не Савелий ли тебя обидел?..

— Нет-нет, — поспешила я успокоить ее. Почему-то язык ворочался с трудом, приходилось заставлять себя говорить. Или это ком в горле мешал до такой степени. — Я хотела спросить, зачем он меня спас?

— Ох, милая, если бы я знала, — еще более тяжко вздохнула Агата и утерла уголок глаза платком. — Ведь как принес тебя, злой, как демон, темнее тучи перед бурей. Кинул сюда, — кивнула она на топчан, — и убежал, только я его и видела. Думала, скончаешься ты у меня на руках. Ведь куда я одна, с тобой?.. Силы уже не те. Но вернулся он через пару часов. Вот тут я поняла, что помогать мне лечить тебя он станет. Но не думала, что не услышу от сына своего ни единого слова, — слезы заструились по щекам Агаты, и я почувствовала, как боль этой покинутой всеми матери передается мне, сжимая сердце.

Я ей сочувствовала всей душой, но не могла не задать следующий вопрос:

— Как вы думаете, зачем он это сделал? И что будет дальше?

Агата молча смотрела на меня. Долго. Плакать она уже перестала. А думу думала тяжелую, по глазам видела.

— Всякое я передумала, — наконец заговорила она. — И хорошее, и плохое… И сейчас смотрю на тебя и понимаю, что не знаю, что и думать. Не хочу обнадеживать тебя понапрасну. Могу только обещать, если захочет тебя Савелий вернуть в колонию, то сделает это только через мой труп. Больше я не разрешу ему, да и никому, над тобой измываться.