Алёна Волгина - Коза дракону не подруга

Дама, сидевшая рядом с леди Виверхэм, даже прослезилась от избытка чувств:

– Поразительно! Какой талант! Просто поразительно! Не зря его называют лорд-Серебряные-Руки. Поистине, в игре на рояле у него нет соперников!

– К счастью для них, – хмыкнула виверна в павлиньих перьях. – Мериваль ревнив к своей славе, как мавр. Соперничества он бы не потерпел.

Кеннет в третий раз обвел глазами толпу гостей, высматривая розовое платье. Куда опять запропастилась его «кузина», черт бы ее побрал? С тех пор как она появилась в доме на Гросвен-стрит, у него не было ни минуты покоя. Поначалу несносная девчонка вызывала у него лишь раздражение, к которому примешивалась изрядная доля чувства вины. При одном взгляде на ее тонкое лицо, словно очерченное острым карандашом, у Фонтероя начинали чесаться ладони, дыхание тяжелело, наливаясь драконьим пламенем, а за спиной сам собой вырастал шипастый хвост. Однако с течением времени неприязнь сменяли другие чувства. Удивление – когда в то утро на крыльце она вдруг замерла перед ним, словно увидела перед собой чудовище. Честное слово, он вовсе не хотел ее напугать! Одобрение – когда она засыпала Амброзиуса вопросами, словно ребенок, охочий до новых впечатлений. Наконец, восхищение – когда сегодня Энни спустилась с лестницы такая неузнаваемо прекрасная, что он, кажется, потерял представление о хороших манерах и вообще лишился дара речи.

Впрочем, сейчас громче остальных чувств подавало голос беспокойство. Фонтерой еще раз огляделся. Внутренний дракон угрожающе поднял голову, а воображаемый хвост, если и не стегал по ногам, то, во всяком случае, нервно подергивался. Усилием воли граф подавил раздражение, заметив, что леди Эмберли снова ищет его общества. Она двигалась грациозно, словно лань. Всегда сдержанная, элегантная – воплощенное совершенство, леди до кончиков пальцев. Фонтерой весело подумал, что Кларисса и Энни отличались друг от друга как полноводная река и неугомонный горный ключ, плюющийся пеной.

– Сегодня утром я получила ваше письмо, – начала Кларисса. Между ее ровных бровей пролегла тоненькая складочка – единственное, в чем проявлялось ее недовольство. – Вы просили меня приехать, сказав, что мое присутствие необходимо вам как воздух. Но я никак не предполагала, что вы собираетесь использовать меня в качестве дуэньи!

– Только сегодня, – успокаивающе произнес Фонтерой. – Скоро должна приехать моя тетка, леди Элейн, она будет возить Энни в театры и на ассамблеи, а мы сможем заняться своими делами.

– Да уж, я надеюсь! Мы с вами еще не так стары, чтобы наблюдать, как развлекается молодежь! Ах, я, наверное, слишком сентиментальна. Я так надеялась, что вы вспомните…

Ее взгляд затуманился, вызывая в памяти события прошлых лет.

– Я помню, – ровным голосом сказал граф. – В этот день, десять лет назад, вы тоже встретили меня в голубом платье. Я был младшим сыном – без титула и почти без денег. С моей стороны было наглостью претендовать на вашу руку. И все же… Одного намека, что я вам, возможно, небезразличен, мне хватило, чтобы примчаться верхом из колледжа прямо к вам. Если бы вы тогда согласились, я готов был целовать следы ваших ног. Вы очень сдержанно обещали подумать. А через два месяца вышли замуж за этого… лорда Эмберли.

– О, Кеннет! Я…

– Да, разумеется, он был завидным женихом! Пусть в три раза старше вас и со скверным характером, который еще ухудшился из-за подагры, но его титул и солидный годовой доход искупали любые недостатки!

– Вы не понимаете! – со слезами в голосе воскликнула Кларисса. – Такому человеку невозможно отказать! Отец угрожал отлучить меня от семьи, мать слегла с нервным расстройством, я была вынуждена согласиться…

– Поверьте, Кларисса, я никогда ни в чем вас не упрекал.

Фонтерой отвернулся к окну, не замечая, с какой жадностью леди Эмберли вглядывалась в его лицо. Оно показалось ей тусклым и безразличным. Кларисса почувствовала замешательство. Ее план, тщательно продуманный, рушился на глазах. Когда-то при одном взгляде на нее глаза Фонтероя загорались страстью, но, похоже, все давно перегорело, отболело и умерло. Однако она не привыкла сдаваться так легко:

– Кеннет, мы с вами так давно знаем друг друга… Мы оба потеряли близких. Вы лишились отца и брата, я потеряла мужа. Для меня немыслимо потерять еще и вас лишь из-за того, что нам обоим недостало смелости! – Она смущенно потупилась, а затем, словно решившись, вскинула блестящие глаза: – Прошу вас, скажите откровенно…

– Да, – просто ответил Фонтерой. – Да, я готов был снова рискнуть своим сердцем и сделать вам предложение, но… внезапно возникли новые обстоятельства.

Хруп! Веер в руках леди Эмберли сломался с сухим треском. Это прозвучало как выстрел.

– Что ж, понимаю, – сухо сказала она. – Я видела эти «обстоятельства». Она очаровательна.

– Ничего вы не понимаете! – сердито бросил Фонтерой и уже тише добавил: – Мне действительно нужно найти Энни. Я волнуюсь не только за нее. Если она в одном из своих взбалмошных состояний, этот дом может не выстоять.

Да пропади оно все пропадом! Я была ужасно зла. Фокс исчез, Кеннет, протанцевав со мной один вальс, снова застрял возле своей ненаглядной Клариссы, бросив меня на растерзание другим кавалерам. Конечно, ему весело! И плевать, что он завалил все дело!

Последние два танца пришлось отдать настойчивому господину Лайбстеру, и теперь у меня болели оттоптанные ноги, а уши ныли от слащавых комплиментов. Кроме того, у него была дурацкая привычка прищуривать один глаз, так что окончания музыки я ждала с большим нетерпением. Под конец сацилиец немного реабилитировался в моих глазах, предложив бокал шампанского, но едва я поднесла его к губам, как кто-то толкнул меня под руку, и напиток выплеснулся на юбку.

– Ах, простите, я так неловок! – засуетился лакей. Разумеется, это был Фокс – Может быть, лимонаду? – спросил он, забирая мокрую салфетку.

Я молча постаралась испепелить его взглядом в ответ. А в другое ухо что-то продолжал бубнить мистер Лайбстер. Честное слово, от такого собеседника даже манекен убежал бы в форточку! Мне жизненно необходима была передышка, и как только удалось незаметно ускользнуть, я гордо удалилась в одну из пустых гостиных, где, первым делом захлопнув за собой дверь, с облегчением сбросила туфли.

– Дьявольщина!

Туфля, пущенная со всей силы, звучно врезалась в стену. Что-то жалобно звякнуло, тренькнуло, и статуэтка, стоявшая на краю каминной полки, упала, разбившись вдребезги. Зато мне полегчало.

– П-простите, мадам, – послышалось вдруг из дальнего угла. Тени, сгустившиеся в углу, зашевелились, и из кресла поднялся какой-то человек.