Ульяна Гринь - Чумовая попаданка в невесту

Словоохотливая Прошка рассказала мне в деталях всё, что я хотела и даже чего не хотела, занимаясь при этом привычными ей делами. Проветрила платья в сундуке, согрела воду, перетряхнула постель… Жили они с дружиной в казарме, никто на честь их не покушался, слава Господу, прислуживали дядьке Яромиру, а он-то, ох, он… Только и делал, что пил брагу да медовуху, да матерился страшными словами, да всё грозил кому-то… Опосля на Феньку вызверился, что крестика нету, да Федот защитил сеструху. А крестик от резчика притащили, вот он, боярышня б надела лучше… Как оно там со смотринами, а то ведь им, служанкам никто ничего не кажет? Видала ли княжича вблизу? Каков он, аж мочи нет, так хочется самой увидать…

Я, как могла, отвечала, но про результаты промолчала. Не то чтобы боялась сглазить. Просто никогда не любила делить шкуру неубитого медведя. Мало ли что случится…

Время клонилось к полудню, солнце высоко стояло над лесом, заглядывая в оконце, девки мои весело выбивали запылившиеся меха, и тут снова появилась Макария, едва не раздвинув дверной проём телесами:

— Боярышня, приоденься да прихорошися, гулять с княжьей семьёй пойдёшь. Ты, девка, поблизу будешь. А ты, — на Фенечку указала, — туточки останься. Негоже в лохмотьях княгине на очи ясные показываться.

В лохмотьях? Девчонка не обиделась, за неё оскорбилась я. Зашипела на Прошку:

— Достань где хочешь платье на Феодосию! И шубку с валенками приличными! Будут мне тут всякие указывать и пенять на одежду!

— Где ж я сей час достану чего? — попробовала возмутиться Прошка, но, увидев мой нехороший взгляд, потупилась и пробурчала: — Иду, иду, будет вам платье с шубой…

Вскоре мы уже выступили маленькой, но кокетливой группой на парадное крыльцо хором. В роскошных шубах, о которых только могут мечтать московские красавицы, закутанные в платки, только набелённые, нарумяненные лица и торчат! Надо сказать, Параскева управилась с макияжем на раз-два, ей даже не потребовалось смывать и пересыпать муку. Княгиня нарядилась, как новогодняя ёлка — в голубое и тёмно-серое, золотом расшитые платок и верхушка меховой шапки, а валенки белые выглядывали из-под полы, даже снег под ними хрустел значительно и важно.

На Стояна я старательно не смотрела, зато вежливо и радостно поздоровалась с Марией. Глянула на Прошку — та подавала мне какие-то яростные знаки. Чего хочет? А-а-а, надо припасть к ручке будущей свекрухи! Так я и сделала, впрочем, довольно неловко на мой взгляд. Однако княгиня милостиво улыбнулась и кивнула мне:

— Не желаешь ли взглянуть на наших борзых да гончих?

— С большим удовольствием, — скромно ответила я.

Собак я никогда особенно не любила, но об этом меня не спрашивали.

— Сергий, сын мой, пошли человека выбрать лучших собак, — велела княгиня. — А ты, Евдокия, скажи мне про твою сладость — може ли стряпуха её и летом хранить?

Глава 22

Кто бы знал, как тяжко сосредоточиться на вопросах и ответах, когда сзади тебе в шею дышит парень, которого уже неделю хочешь без перерыва! Но я держалась изо всех сил и старалась выглядеть и говорить прилично. За словами тоже следила, мало ли… Вырвется вместо «снега» «член», и всё… Или ещё какой-нибудь синхрофазотрон. И так на меня смотрят с опаской, а тут вообще шугаться начнут.

Про мороженое я вежливо объяснила княгине, что температура его хранения должна быть не выше минус восемнадцати, а в погребе такой температуры не достичь летом. При цифрах княгиня покосилась на меня, но сказала сдержанно:

— Больно вкусный получился сладкий лёд. Летом в жару был бы хорош.

— Ну, летом можно и другие десерты готовить, — ляпнула я. — Смузи, например, с ягодами. Или крем-карамель!

— Научишь стряпуху, — велела княгиня. — Желаю всегда завершать обед дертом!

— Десертом, — тихо поправила её я. Во вляпалась… А может, так и лучше? Соблазним старуху вкусняшками и между делом сыграем со Стояном свадьбу.

Так мы шли и аккуратно разговаривали про еду, потом княгиня принялась расспрашивать меня про Борки. Вот тут я начала обливаться холодным потом, ибо о родной усадьбе Богданушки знала только то, что успела увидеть в первый день. Оглянулась незаметно на Стояна, скорчила плаксивую рожицу — может, поймёт, что мне нужна помощь? Он понял, но не сразу: схватился за каплю под кафтаном, прижал рукой к груди. Мне показалось, что действует не слишком. То есть, совсем не действует. Эх, сглупила… Надо было каплю самой использовать. Да кто же знал, что сама княгиня будет меня пытать…

А она вдруг остановилась, замолчала, словно какая-то идея пришла ей в голову, а потом сказала с непонятной улыбкой:

— Можа, устроим охоту? Собаки засиделись на псарне, да и вучьи меха в это время самые тёплые!

— Матушка, людям понравится! — с готовностью откликнулся Стоян. — Давненько у нас не было охоты!

— Евдокия, что мыслишь? — обратилась княгиня ко мне. Я не мыслила… Иначе чем можно было объяснить моё поспешное согласие? Явно не большим умом! А ведь ещё и обрадовалась:

— Конечно, охота это отлично!

Гринписа на меня нет… Или порки хорошей.

— Поглядим, что скажешь за наших собак. Я мыслю, у вас в Борках добра псарня? Как иначе? Леса вокруг, зверь докучает…

Лай собак, который я услышала издалека, пробудил во мне некоторые сомнения. Странный какой-то лай, словно всех псов душили одновременно. Я вытаращила глаза, стараясь рассмотреть нечто в месиве из рыжих, серых, белых с серебристым шкур, которые неистовствали в загоне наподобие лошадиного, но не сразу поняла, что увидела. А когда поняла — ужаснулась.

Узкие длинные морды с выдающимися скулами, пего-рыжая шерсть, широкие в основании уши, переломленные посередине и спадавшие красивой складкой на затылок, а главное — хвост: тяжёлый и пушистый… Эти странные древние славяне приручили вместо волка лису и из неё вывели породу охотничьих… собак? лис? Тьфу, зверей… Сходство с борзыми было потрясающим: длинные и тонкие, сильные ноги, вытянутое тело, глубокая грудь. Но в то же время становилось ясно с первого взгляда, что волк тут совсем ни при чём! Даже и близко не стоял.

— Эх, хороши-и-и! — с чувством произнесла княгиня, приблизившись. — Михайло, покажь-ка найболих собак своры!

Мужичонка в армяке и меховой шапке, ловко орудуя хлыстом, пробрался между подвывающих собак, схватил одну за холку, выпихнул вперёд. Лисопёс скакнул лапами на жердь ограды, вывалив язык и щуря глаза. Уши его легли назад, выказывая полную покорность. Княгиня лично потрепала зверя по голове и ласково позвала:

— Буран, Буранушко!

Он самым натуральным образом улыбнулся, растянув пасть до самых ушей, зафырчал, закрякал от удовольствия… Мать моя женщина! Я первый человек нашего мира, видевший борзую лису!