Ульяна Гринь - Чумовая попаданка в невесту

Тёмный коник, которого мне выделили на княжьей конюшне по спецзаказу Федота, звался Гнедко. У него были добрые, совершенно глупые чёрные глаза и вид дохлой мухи. Конюх объяснил мне, как мог, что этот зверь уже не мужик, поэтому его мало что интересует в жизни, кроме овса. Слушался Гнедко по-своему. Тупил пару мгновений перед тем, как тронуться или остановиться. Добродушно покачивал спиной в шаге. Терпеливо ждал, пока я взгромозжусь на него и устроюсь. В общем, идеальная лошадь. Зато Самарова выбрала себе быструю и резкую крапчато-серую кобылу, которая коротко ржала, вскидывая морду, и злобно косилась на любого, кто приближался к ней. Свояк свояка…

Мария верхом не ехала. Она со служанкой и нашими горничными девками чинно села в расписной возок на полозьях, запряжённый тройкой, и только смотрела из окошка, изредка помахивая рукой мне или матушке. Глаша, та самая дружинница, что остановила меня однажды утром во дворике, шныряла поблизости на юркой, низенькой и коренастой лошадке и наклонялась к окошку, видимо, уговаривая подопечную не слишком высовываться и поберечь здоровье.

В целом, пока охота мне нравилась. Ровно до того момента, как обоз остановился у опушки, конники разделились на две группы, и меня каким-то образом унесло между других лошадей в сторону леса. Возможно, у Гнедка там были закадычные дружбаны, или это я, сама того не осознавая, постаралась отдалиться от Светланы. С нами были рыжие голосистые гончие, и они волновались всё сильнее, заставляя Гнедко досадливо трясти тяжёлой башкой. Лай лисособак напоминал мне кряканье, правда, более отрывистое и напористое. Интересно, какие тут утки?

— Ну как, боярышня? Устала, небось?

Федот подъехал незаметно, вырвав меня из очень своевременных размышлений о внешности и вкусовых качествах здешних диких птиц. Глаза парня озабоченно ощупали мою фигуру, и он кивнул:

— Не вались на холку. Скоро вука выгоним, бает ловчий — вчерась тут пару видал. Держися.

Я сглотнула, выпрямляясь. Нет, так хуже… Спина ноет. А ноги вообще в серпантин скручиваются со вчерашних опытов. Но это можно пережить, лишь бы не упасть… Если я упаду, то уже не поднимусь сама. Придётся дружине меня нести, а это сомнительное удовольствие. Для меня.

— Держися, — повторил Федот и пришпорил лошадь, продвигаясь в голову группы.

Держуся. А что ещё делать?

Уж не знаю, что Прошка рассказала вчера парню, отведя в сторону, но он проникся. До такой степени, что перед началом охоты лично проверил все подпруги моей лошадки, подсадил в седло и постоянно крутился поблизости. Иногда в его глазах я замечала испуг и непонимание, но они быстро исчезали. Видать, я слишком походила внешне на Богданушку, и Федот старательно гнал от себя мысли об иномирном происхождении этой другой, странной боярышни. Ну, чудит девица, мало ли, захотелось почудить, что теперь делать…

Затрубил рог, лошади встрепенулись, и даже Гнедко ускорил шаг. Собаки так вообще ополоумели, с громким своеобразным лаем, похожим на вой, рвясь с привязи.

— Вука учуяли, — отрывисто бросил проезжавший мимо охотник. Я крепче схватилась за поводья, помня о том, что натягивать их не стоит, если надо ехать. Вук мне не был нужен никаким местом, я вообще охоту не люблю. Но здесь её ценят — вон княгиня говорила про мех… Значит, надо смириться пока. Помелькать. Не высовываться. А потом восторгаться собаками, добычей, процессом. И главное — не упасть.

Мелькала я вполне эффективно. Когда собак спустили, те бросились вперёд, ловко лавируя между деревьев. Разделились, рыская в обе стороны от намеченного пути всадников, а потом откуда-то донёсся звонкий крякающий лай, который вскоре подхватила вся свора. И охота началась. Без меня. Ибо всадники перешли на рысь, а мой Гнедко замешкался, зачапал потихоньку вдогонку. Придётся выдумывать причину тому, отчего я отстала. Не обвинять же лошадь — это неэтично. Ну там, подпруга ослабла, или ветка меня выбила из седла…

Гон был слышен уже в некотором отдалении, а мы неспешно следовали ему. Гнедко с удовольствием пропахивал копытами снег, а я стискивала зубы. Без удовольствия, ибо устала страшно. А ведь говорили, что конный спорт заставляет худеть только лошадь! Врали, заразы! Все мои мускулы были сейчас в напряжении, кроме, пожалуй, ушных. Даже лицевые работали, особенно, жевательные и зигоматические. Но не от застывшей улыбки, как бывало раньше, на работе. Болели даже зубы, которые я так плотно сжимала, что уже и не замечала боли…

Не заметила я и посторонние звуки, которые вроде были связаны с охотой, а вроде и нет. Просто в один момент быстрый скрип снега под копытами, шумное дыхание чужой лошади и её короткое ржание насторожили меня, но было поздно.

Серая кобыла вылетела из-за деревьев прямо под ноги Гнедку, и тот шарахнулся от неожиданности, захрапел и встал на дыбы. С воплем, способным напугать пару-тройку свирепых вуков, я судорожно потянула повод на себя, стараясь удержаться в седле, но оно выскользнуло из-под задницы. Гнедко, почувствовав свободу, рванулся вперёд, а я всё-таки крякнулась спиной в снег, на миг потеряв сознание.

А когда открыла глаза, увидела Светлану. Она сидела на лошади, смотрела на меня сверху вниз, и, походу, в её глазах явно читалось превосходство. Святые макарошки, просить помощи, чтобы подняться, тут не у кого… Я оперлась ладонями о сугроб, пытаясь выкарабкаться из него, но Самарова пришпорила кобылу, и та с негодующим ржанием вскинула передние копыта чуть ли не над моей головой. Пришлось отползать подальше, а лошадь, понукаемая всадницей, преследовала меня. В конце концов Светлана разразилась ярким смехом, который я никогда не ожидала услышать от этой холодной статуи:

— Что же, не любо быть подмятой? Там тебе и место, кура драная! Ты никто, дикарка с границы! Куда сунулась? На мой трон княжий позарилась?

— Эй, полегче, — пробормотала я, садясь и опираясь спиной о тонки ствол дерева. — У нас смотрины, тебя пока ещё не выбрали!

— Меня с князем Евпатием сговорили ещё в детстве! Откуда он Настьку малахольную достал только, упокой её Господь… Я должна была стать княгиней, я!

Красивое узкое лицо Светланы перекосилось в гневе и бессильной злобе. Охренеть, сколько времени она в себе держала такую волну негатива… Как-то надо потихонечку от неё подальше… Ещё затопчет лошадью!

— И это меня Сергий возьмёт в жёны, меня, а не тебя, уразумела?

В этот момент я видела только её глаза — совершенно сумасшедшие, яростные, полыхающие жаждой мести. А ещё ножку в тонком кожаном сапожке, твёрдо стоящую в стремени… Что задумала эта чокнутая? Хочет меня убить? Неужели не понимает, что подозрения падут на неё в первую очередь? Но я же не дамся! Я буду драться до конца…