Марина Дечко - Ворожея

- Оно-то и раньше в Море Северного Ветра ходить не многие решались. Страшно. И старики бают, будто бы на разбойный промысел в открытую воду выдвигались другие судна, что и сами людьми торговать могли. Дед помнит те времена, сам едва уцелел в набегах. В ту же ночь... в нашем селении сказывают, как на воде огонь жил - Море злилось. И сожрало оно что катергоны, что людей, живших на нем. А после того стихло все.

Малец остановился, почесав белобрысую макушку. Дар видел, как в нем борется желание рассказать степняку старую легенду со страхом, что, дескать, его, подлетка - почти мужа уже, примут за дитя, сказками балующееся. И все ж таки он продолжил:

- В селе говорят, будто бы Море поглотило корабли те, а смерти им не подарило. И маются они, покоя ища. Высматривают другие катергоны, что несут невольников на продаж. Чтоб проклятье искупить.

Дар задумался. Рассказанное и вправду было похоже на легенду, в которой правды - едва. Вот только и сам Унислав сказывал ему подобное. И если все так, то разгадка его пути близка, и отступиться нынче нельзя. Оттого-то и мальца отпускать не хотелось: чутье подсказывало, что надо расспросить того еще.

И он достал новый алтын:

- Мы не везем невольников на корабле, помнишь? - Дар попытался успокоить капитанского внука: - И, значит, легенде не сбыться в этот раз...

- Дед говорит, будто бы ни один катергон с тех пор не вернулся в селение. Все тонут. Другие суда - плывут, а вот невольничьи... Потому и идти с вами поначалу на таком корабле не хотел. И если б не отсутствие других суден да гора алтынов, что вы оставили... - Он запнулся, словно бы сказал глупость, и поднял виноватые глаза на Дара: - Северный Пролив страшен и по сей день. И лишь такие моряки, как мой дед, отважатся выйти в открытую воду. Он не верит легендам. Говорит, дурные толки все это.

Дар задумался. Он вложил мальцу золотые алтыны в раскрытую ладонь, а сам подошел к парапету. Уж не о тех ли катергонах говорил малец, на которых плыл его брат? И если то были они, тогда что сталось со Здебором? Жив ли он? И можно ли уцелеть что в воде, что в огне, ее пожиравшем?

Дар внимательно вгляделся в открытую воду, пытаясь понять, что из рассказанного - правда. Ведь и Степь полна поверьями. И многое из тех напевов, что шепчут девы с золотой кожей, уж давно кануло в водоворот времен. А многому и случиться не суждено...

Вот только жизнь в Степи научила Дара быть осторожным. Точным к мелочам. И благодарным за то, что открывалось перед ним. А потому он подозвал нескольких воинов и приказал:

- Расставьте степняков по периметру судна. Удвойте силу на веслах, чтоб сменяться каждый оборот часа. Да помогайте морякам, чем сможете. Укрепите мачты, достав из трюма веревки, что покрепче. Прибейте их гвоздями стальными. И не чурайтесь никакой работы, пока мы в Проливе. - Дар и сам бросился к огромному веслу, чтобы сменить уставшего моряка, на ходу выкрикивая: - И... держите луки наготове.

Едва второй сын Хана опустился на дерево узкой лавки, что у кромки корабля, как тот снова качнуло. Заныли мачты, обиженно заскрипели широкие веревки с креплением парусов. И катергон снова накренило. На этот раз сильно, почти до предела.

Дар мгновенно подскочил со своего места, знаком приказывая степняку сменить его, и мигом подбежал к капитану:

- Рифы? - Он пытался что-то разглядеть в сизой дымке, покрывавшей Море, но ему с трудом удавалось разобрать простор дальше нескольких шагов. Акватория снова бесновалась. Теперь она швыряла корабль, словно мелкую посудину, отчего Дару едва удавалось стоять на ногах. Он взглянул в лицо моряку и поразился его мертвенной бледности.

Старый капитан, видавший многое на своем веку, нынче казался напуганным подобно юнцу. Он тихо бормотал себе под нос на древнем наречии, что звучало среди морского народа, и Дар, как ни силился, не мог разобрать ни слова.

Он ухватил моряка за меховой тулуп, и, встряхнув со всей силой, тут же отпустил, когда тот указал рукой на Море.

- Это не рифы, степняк. Гляди, корабли.

Дар перевел взгляд туда, куда указывал моряк, и с ужасом выдохнул: прямо перед ними, всего в нескольких десятках саженей, высился корабль. И в сизой дымке Моря он казался не просто судном, но злобным монстром, ожившим из старой легенды.

Широкая плоская посудина, увешанная темными парусами - кое-где истрепавшимися, кое-где - новыми. Весельная. Катергон. Неужто, один из тех, о которых говорят легенды?

- Морской дьявол, - шептал старик на понятном Дару языке, - морской дьявол...

Капитан словно бы обезумел от увиденного. Он по-прежнему крепко держал штурвал, но в нем больше не было той сосредоточенности, что жила раньше. И страх...

Дар снова взглянул на корабль. И успел разглядеть, как сизая дымка становилась плотной, почти осязаемой. И уже в следующий миг что-то громыхнуло, а катергон снова качнулся.

И Дар понял: он должен успеть к Ярославе, пока еще не поздно.

За его спиной из плотного тумана выныривали лодки, груженые воинами с белесыми волосами, свистели стрелы и слышался лязг оружия. Те моряки, что стояли на веслах, бросили работу - и палуба судна наполнилась воинами.

А он торопился к своей ворожее. Потому как если ядро, что просвистело с минуту назад, вошло в тот бок посудины, где покоилась их каюта...

Палуба катергона была скользкой. Усеянная кусками льда и мелким крошевом из смолянистого дерева, она представляла нынче собою тысячу препятствий, которые Дару нужно преодолеть. И он шел вперед, пока дорогу ему не преградил высокий человек, облаченный в сизый мех.

Лицо его пересекалось плотными шрамами, что сплетались в грубые светло-розовые клубки рубцов. Один угол рта приподнят, рассечена бровь. В широких ладонях покоится изрытая зубцами секира. Всего один миг - и секирой этой он разрубает торс одного из нанятых моряков. Преграждает вход в коридор, за которым - каюта Ярославы.

Степняк скоро выхватил изогнутую саблю, что висела в ножнах. Замахнулся и с лязгом обрушил ту на изрытую сталь противника. Высеклась искра. А за нею отворилась первая кровь.

Воин грубо ругнулся. И наречие это, что узнал Дар, было почти тем же, что и у прибрежного народа. Стало быть, не легенда, не призрак он. Человек. А человека всегда можно сокрушить.

Дар снова замахнулся и бросился на единственное препятствие, что отделяло его от Ярославы.

***

Крайя вела носом. Запоминала.

Дорога, что вела их в Город Каменный, пахла обозами. Людьми чужими, да лошадиным потом. Околица Камнеграда - иначе. Хуже, зловонней. И к ним, запахам этим, примешивалось другое. Человеческое. Злоба и отчаяние, рожденные нищетой. А еще - страх.

Здесь же пахло и хворью струпной. Отчетливо, едко. И, стало быть, не только Светломесто пылает. А вот нитей силы, что тянулись по земле, в Городе Каменном было немного. И все холодные, отливающие светом болотным...