Марина Дечко - Ворожея

Сил, помнится, Гай оставил в избе немало. И крови.

А как закончил, различил благодарный скрип. Дверь входная, да покошенные ставни. Стало быть, понравилась егоная ворожба дереву старому. И в печи ветер завыл не гулко - все больше шепотом. Откликался. И, значится, дом примет его, коль суждено будет уцелеть.

Вот только можно ли то?

***

Берег острова, к которому причалил корабль моряков, был скалистым. Острым, что стрела степняка. И таким же метким. Неприступным.

Клыкастые камни врезались что в дерево кораблей, что в ноги моряков. Не щадили ничего. И море, казалось, опасалось ластиться к негостеприимной земле. Того и глядишь, ранит нежную плоть акватории. Раскроит лоскутами рваными...

Было холодно. И если в рыбацкой деревушке стужа разгонялась пламенем костров живых, то здесь, думалось, вообще не существовало жизни.

Морем пахло нещадно. Солено-горький привкус опадал на кожу, хрустел кристаллами на зубах. И даже тулуп, что принесла с собой Ярослава с Лесной Земли, задубился, затвердел.

А вот рыбой пахло мало, потому как даже та, что оставалась на берегу, тут же замерзала, превращаясь в куски сизого льда. Потягивались соленой ледяной коркой белесые остановившиеся глаза, и птиц подле них не находилось, чтоб порадоваться дармовому пиру.

Высаживались с кораблей быстро. И сами судна тут же уносились вглубь острова, чтобы тот не раскроил их точеным камнем. Дерево берегли...

Степняки гляделись растерянными. Их вели меж скалистых берегов тонкой тропинкой в сторону шумящей воды, и с каждым шагом воины с раскосыми глазами чувствовали себя все более в опасности. Терли ладонями наузы, сплетенные Ярославой, да только в этом гиблом месте и они не спасали.

Шум воды нарастал, пока запахи моря стихали, и вот уже на глаза ворожеи показались первые деревья. Высокие и тонкие, словно бы копья, устремленные в небо. И на копьях тех жалким одеянием висели редкие сизые же листья, больше схожие на широкие иголки.

Дорога закончилась так же внезапно, как и началась. И перед Ярой возник водопад. Кажется, здесь было теплее, чем у самого берега, но ворожея все ж не понимала, как вода не замерзает. Знать, сила в ней огромная, ворожебная, чтоб противиться холоду.

Дар не выпускал ладошку Яры из рук ни на минуту. Поддерживал ее, когда скалистый остров ненароком норовил обидеть. Укрывал. Видно, продрогшей земле тоже хотелось отведать на вкус сладкой лесной крови. Только Дар был против. И пока он шел подле своей ворожеи, остров боялся касаться ее. Не обижал, признавая степную силу.

Дар бросил мимолетный взгляд на Ярославу, удивившись, что уже сейчас было видно, как живот ее не по сроку кругл. Обменяв свой дар на вести о брате, воин больше не мог видеть жизни, что билась толчками в ворожее, но - он мог поклясться точно - ощущал силу дитяти.

Тот, что шел впереди, нырнул под гремящее полотно воды, и Дару ничего не оставалось, как последовать за ним. Ему стало страшно. Не за себя - за ворожею свою, да дитя нерожденное. За то, что отвел их в место, столь гиблое, что нынче даже спастись из него нельзя.

Но Дар не мог позволить себе страха, а потому шагнул твердо, уводя за собою нареченную.

И мир вокруг него изменился.

Вода шумела по-прежнему, только за нею стало значительно теплее. И продрогшая ладошка Ярославы стала нагреваться. Она намеренно не глядела на мужа, чтобы не показывать ему своего страха, и теперь немного успокоилась, когда поняла, что гибель от холода им больше не грозит.

Морские воины уводили степняков все глубже в скалу, и чтобы хоть как-то разглядеть дорогу, зажглись факелы.

Огонь разгорался нехотя, лениво. Словно бы признавая важность воды на этом острове. И грел мало. Да только и сам камень здесь был словно бы живым. Теплым.

Проход оказался коротким, а за ним раскинулась широкая равнина, окруженная все теми же деревьями, подобными копьям, только листва на них зеленела темными колерами. Шум воды здесь казался не таким гулким, как у входа, и Дар понял: река идет выше, среди скал. А здесь природа оставила небольшое пространство для людей.

На равнине стояли невысокие хижины, грубо сбитые из серого дерева. И дерево то казалось не просто прочным - подобным металлу. Брусья и доски подогнаны так тщательно друг к другу, что степнякам стало ясно: внутрь этих хижин не проникает ни вой ветра, ни соленый холод моря.

Сизую землю припорошил свежий снег, на котором тонкими прерывистыми отрезками шли следы к большому строению, что стояло в конце главной улицы. Сбитое из горизонтально положенных бревен, оно высилось над прочими. Высокая двускатная крыша держалась на широких столбах, и с крыши той опадал потревоженный ветром утренний снег.

По длиннику здания врезался широкий вход, укрытый навесом на столбах.

И дом этот, называемый самими воинами Халле, был не чета прочим. Высокий и широкий, с огромными дверями, больше похожими на ворота. Обе их створки распахнуты настежь, приглашая путников войти, а из освещенного свечами зала раздается громкий хохот.

Когда степняки подошли ближе к дверям, Ярослава смогла разглядеть двустороннюю резную вязь, что струилась по дереву. А ведь вязь та гудела подобно рунам Соляных Копей, предупреждая: сила в ней охоронная течет, превращаясь на ходу в зверей дивных.

Внизу двери, у самого центра, стоял медведь. Обе его лапы были подняты к небу, и на каждой покоился олень и волк. Лис держался поверху, словно бы снуя по вьющейся ленте, да пытался ухватить лапой шуструю птичку, взмывающую к самому солнцу.

Что означали эти фигуры, Ярослава не разумела, как не разумел и Дар. Но чуялось воинам, что звери, такие подобные живым, при единственном слове шамана готовы сорваться с дверей, чтобы разорвать непрошенных гостей. И от этого чувства степнякам становилось не по себе.

Степных воинов провели прямо в зал. И изнутри он показался Дару еще больше, чем снаружи. Бревенчатые своды уходили откосо к самой крыше, и с поперечных балок, что пересекали периметр Халле, свисали множественные трофеи. Среди них Дар нашел и хвосты животных, похожих на лисьи, и связки волчьих зубов. Были здесь и золотые цепи с каменьями ценными, о которых оставались лишь догадываться, откуда они принесены. А вот и...

Дар пригляделся. Нет, этого не могло быть...

Среди цепей с каменьями лаловыми висели и другие украшенья. Костные - из фаланг пальцев да зубов человечьих, другие и вовсе украшались черепами. Дар обнял Ярославу, приказав:

- Не гляди наверх. Держись рядом.

И она, его послушная маленькая ворожея, не подумала противиться. Вжалась в мужа, словно бы он был единственным в этом зале, и продолжила идти. А те, что стояли наокол, снова загудели.

В сторону степняков полетели грубые выкрики и насмешки. Ярослава не понимала гортанного наречия, на котором изъяснялись островитяне, но по интонации разумела: здесь их не ждет ничего хорошего.