Марина Дечко - Ворожея

Но Гай уж не слушал их. Верно, поэтому неспокойно было у него на душе. Прознала. Про Снежану и замысел егоный. Про непокорность. И... свела тех, кто остался.

Гай захлебывался слезами непролитыми. И все корил себя, что не отдал Цветану в шлюб без воли ее. Обижаться бы стала? Так то ж лучше, чем случившееся! Значит, и о Зарине позаботятся? Он не сомневался. Стало быть, и для нее место уж припасено. И если он не успеет...

С мамкой оно тяжелее было б. Да только и за ней сваты наш лись бы. Из простых, верно. А ведь и там мужиков порядочных сыскать можно. Да тепериче что думать?

Ворожебник разумел, о чем просила его Чародейка. Как и понимал то, что исполнить наказ будет невозможно. А только он попробует. Фартовый? Никогда таким не был. А вот как между жизнью и смертью оказался, то и извернется ухватить удачу за хвост. И если не простит его Зарина, то отпустит он девку. Просто так. Испросивши прощенья за все. Потому как у мамки с сестрою его уж не спросишь, а на душе - гадко...

Возвращался Гай в хоромы богатые через силу. Понимал: там его не ждут. Разве что баба, которая рассказала руннику обо всем. Стало быть, следили.

Бабу ту он нашел быстро. Извел со свету так же, под дикие крики да проклятья страшные. Боялся, что старые боги услышат слово лихое? Видно, нет. Потому как и терять-то уже почти нечего. Заринка вот...

Девки в покоях не нашлось. Значится, прав он был: поспеть надобно.

А вот остальную челядь припугнул. Кого хлыстом, кого силой заемной. Главное, чтоб место свое помнили, а там оно как-то сладится.

Спал долго. Кажется, день и ночь. Может, еще день. Не помнил. И дворовые не будил и его, страшась барского гнева.

Собирался на капище нарочито медленно. Глядел, не позабыл ли чего. Потому как к исполнению клятвы подготовиться надобно. Ножичек вот острый, из воровского детства, вложил в сапог. Не кинжал какой, рунный. Нет. В кинжале сила, а в ножичке - верность. И если выбирать меж ними, то он и сам силен. А вот верности ему не хватало.

Дощечки-руны складывал в карманы, оставляя только те, в которых надобность была. А ведь когда вырезал их, даже не ведал, на что сгодятся. И волосы, что остались от мамки с девками. И если получится...

Нет, нельзя себя тешить надеждой. Он сможет выжить лишь тогда, когда умрет заранее. Вот душа уж и так мертва.

Хоромы покидал споро. И челяди приказы отдавал рвано, резко. Приготовить все к возвращению с молодой барыней. Перины взбить, да пирогов напечь. Полы до блеску начистить. Ждать. Разумел ли, что не вернется? А как же! Да только об том ведомо должно быть только ему.

И краем глаза заметил, как из ворот дальних, что к самой рыночной площади открывались, выскользнул гонец. Стало быть, доложат. Оно и к лучшему, а пока...

Хвост, что тянулся за ним осторожно, рыжий не сбрасывал. Да и почто? Рано. А как придет час, так и сгинет он серед люда простого. И тогда тот, что тенью идет вослед, не доложит о промахе своем. Побоится. Потому как расплатой - жизнь.

Путь к околице Камнеграда Ворожебник держал меж низких хибар, что покошено дремали на утреннем солнце. И люд, что здесь обретался, поглядывал на незваного гостя то с опаскою, то с явной ненавистью. Барского духа здесь не терпели. И если зазеваться...

Кошель Гай срезать не дал, а от ножичка, что и не ножичек вовсе - так, заточенная широкая иголка - увернулся. И ведь проку-то с него, если не в сердце. Да вот этот молодчик в него-то и метил. Коль не проворство самого Гая, выросшего среди той же шлопоты, то и остановилось бы, бедолажное.

Гай только руку того умельца вывернул, да вложил в нее медяк:

- Ты на своих-то не замахивайся, а то и не медяком отплатить можно...

И мужик молодой, взглянув на проворного барина осторожно, боязливо, с поклоном скрылся. То-то же!

А Гай поспешал. И люд простой расступался перед ним, оставляя грязного колеру колею. По такой-то и проехать на кобыле тяжко, а тут - пешим ходом. Да только Ворожебник был скор, проворен и хитер. И сапоги у него нынче не чета прежним.

Впереди показалась широкая стена из красного кам ня. За ней - Гай это знал точно - лежало старое капище, разграбленное на каменные статуи Чародейкой еще по началу ледяной поры. И, стало быть, самое время сбросить хвост. А то, что тот остался, Ворожебник не сомневался.

Мужик из челяди, резвый да спорый. Конюхом числился среди дворовых. Упряжками ведал да кобылами с зеленой силой вместо глаз. Еще у ворот заприметил его. И, значит, сбросить негодяя будет тяжко.

Кошель пригодился.

Золото умело уговаривать людей. Особливо если по алтыну за службу...

Народ смыкался по-за Гаем плотной стеной. Кричали, дергали друг друга. А те, что посмелее, бойку затеяли. Кажется, и конюху отвесили оплеуху, как подоспел. А там...

Ворожебник оторвался. Скользнул тенью в старый трактир, да, отдав еще алтын, прошел насквозь. Если и не заметил кого, хозяин не пропустит. Костьми ляжет. Здесь чужаков не любят.

Гай вышел на задний двор и, обогнув сбоку трактир, скользнул в травяную лавку старой ведьмы. Зима за зимою он брал здесь травы для мамки с сестрами, а теперь вот помощи искал. Оставил на столе золотой - и двери заднего двора перед ним распахнулись. Хорошо. Отсюда до избы совсем ничего.

Говорил ли Путята о том доме, в котором жили они с семьею? Верно, нет. Потому как и сам Гай не собирался сюда возвращаться. Наивным был. Не разумел, что дармовой сыр дурно пахнет. И завсегда с плесенью - не из тех, благородных. Вонючий да гнилой. Как и его теперешняя жизнь.

Изба встретила Ворожебника молчаливым укором. Дескать, забыли вы, люди обо мне. А я вас приютила. Хорошо ли, плохо ли. А приют дала. И нынче вы обо мне позаботиться должны.

- Позабочусь, - откликнулся Гай. - Коль суждено будет выжить.

Впрочем, в то он и сам не верил. А все ж таки попытаться стоит. Потому как Зарину со свету сведут. И на него еще один грех ляжет. А ему и так уж не откупиться...

Руны-колышки втыкались в сырую землю тяжко. Ворожебник помнил, как долго вытаптывали они ее, чтоб пол земляной был ровным да прочным. А теперь вот просто бы землей обернулась...

Каждую дощечку кровью окропить. И силой напитать. Да не той, заемной, что у Колдуньи взята. А своей, разноколерной. Пусть и уходит она в дыру студеную, да не вся.

Чужой эманацией тут пользоваться нельзя - прознает. А своей вот...

Защитный полог на избу набросился скоро - благо, та была небольшой, всего-то об одной горнице. А вот с мороком дело стало сложнее. Это ж если целая изба пропадет с виду, прознают. Стало быть, нужно так, чтобы глядишь - и стоит избенка худенькая. А вот подойти не тянет. Ноги уносят к другой, а то и третьей. И если все получится...

А себе вот привязку оставить. На волосы баб родных, жженый запах которых разнесся по всей избе. Значит, приняли жертву. И откликнутся на зов, поманив его рукой, коль вернется он.