Марина Дечко - Ворожея

Но нет, то были не хоромы. В них - шептуха это ясно помнила, - хватало что света, что тепла. Свечного и людского. Да и говором челяди коридоры широкие наполнялись. Здесь же было... тихо. Темно. И смрадно.

Лишь в дальнем углу подрагивали болотного колеру эманации, легко колышась на сквозном ветру, что гулял у самой земли.

Свечи нет. Хорошо, что хоть сенник оставили. И, стало быть, ей не замерзнуть насмерть. По крайней мере, не сейчас. Да и рядом...

Родное тепло откликнулось не сразу. Видно, Святу повезло в разы меньше. Он и приходил-то в себя тягостно, мучительно. И стонал громко, отчего Зарка все косилась на стену: не придет ли кто. Но никто не приходил ни на стоны, ни на просьбы откликнуться. И шептуха разумела: их не слышат. Стало быть, по-за силой смрадною.

Что ж, это и хорошо, и...

Шагов она тоже не расслышала. Поняла только, что железная дверь отворяется, когда в темноту ворвался огонек. Слабый, квелый. Дрожащий на пальцах мужика молодого, кругом сердца которого - такая ж дыра аспидная, что и у Ворожебника. Верно, такой же, да только и не такой вовсе...

Кругом рыжего сновали разноколерные нити силы, этот же держал на себе лишь тонкие желтоколерные ленты. Значится, слабее. Оттого и отправлен к ним, чтоб волю высокую озвучить.

Мужик толкнул ногою Свята, но тот по-прежнему не приходил в себя. Стонал только час от часу. И пришедший сказал:

- Может, оно и к лучшему, что этот не дотянет...

И голос тихий, вкрадчивый. Словно бы сам себе говорит, мысли тасуя. На верные и неверные, на...

- Завтра - Суд Престольный, - охряные нити заглатываются дырой аспидной, а голос становится тише, ровнее. И взгляд замирает на Заринке: - великие бояре станут судить вас за ворожбу. А как отсудят, так и приговор вынесут.

Видно, смертный. Потому как почто судить их больше? Не учинила девка ничего дурного. Она и ворожить-то не пыталась, желая лишь одного: уйти подальше от родной земли. А та вот вернула. Она родила дитя это, она и заберет его. Коловратом жизни, коловратом силы. От истока к концу.

Заринка кивнула. Не стала реветь, не стала отпираться. Да и зачем?

Дождалась лишь, чтобы мужик покинул темное ее пристанище, и снова наклонилась к Святу. Коснулась ладонями холодными висков горячих и зашептала . И нынче шепталось ей легко, мягко. Будто бы поддалась ей наука дивная. И друг оживал на руках девкиных. Стонал поначалу а потом... слушал. Прислушивался. И когда губы шептухи скользнули по щеке, поймал их.

Испугалась?

Нет, в этот раз Заринка сама поразилась своей смелости. И тому огню, что зажегся в ней одним лишь поцелуем. Закружил-завертел. И унес с собою...

А как очнулась она от наваждения, то оказалось, что лежит в теплом кольце охотничьих рук. И сердце того стучит гулко-гулко. Жарко в объятьях егоных, только жар тот - желанный, сладкий.

- Ты прости меня, Заринка, не удержался, - горячий шепот опаляет губы. Срывает поцелуй за поцелуем, которыми девка делится с полюбком щедро. Быть может, даже слишком. Да только что с того? В кромешной тьме не видать ни румянца стыдливого, опалившего щеки, ни опущенных глаз. И, стало быть, темнота та благостная. А Свят продолжает:

- Ты ж не подумай чего, я женюсь. Выберемся отсюда - и женюсь. Отведу в храм, что посреди головной улицы Светломеста, к самому Богославу. Попрошу песни петь, пока ручничком шлюбным руки обвяжут. И отца с матерью, да что там - все село соберу.

И говор рваный, скорый такой. Знать, волнуется, потому как слова глотает, забываясь:

- Или, если захочешь, отведу в камнеградский храм, так скорее. Только тут ни платья пригожего, ни гулянья веселого. Но ведь не в том дело, верно? В любви нашей. Не веришь?!

Он порывается привстать на локоть, чтоб разглядеть, отчего Заринка его вздыхает, но та останавливает его. Ей хорошо, уютно. И если утром их заберут, она хочет продлить сладкую негу:

- Верю.

Она расскажет ему. Потом, утром. Потому как эта ночь - последняя из тех, когда они счастливы. А счастьем дорожить нужно. Пусть и таким, несмелым.

В том, что Ворожебник прибыл в Камнеград, Чародейке подсказала оставленная у ворот нитка силы, что при въезде тут же зазвенела, натянулась тугой струной. И разом лопнула.

А в дверь постучали. Рунник:

- Встретить? - Мужик знакомо опускал глаза, страшась попасться Колдунье даже взглядом самим. Понимал: нынче не время. До него уже дошли слухи о том, что степное войско стоит стеною плотной у Белограда. И, стало быть, может случиться всякое...

- Может... - Чародейка привычно щурила глаз, силясь разглядеть не только мысли слуги, но и то, что сокрыто глубже. И удовлетворенно улыбалась: у этого глубины не было. Он не Гай, и силы в нем - всего-то самая малость. Ей бы распорядиться...

И ведьма решала:

- Встреть. Да проводи ко мне. Заждалась.

Она отпускала слугу, зная, что тот выполнит все верно. И девку дурную с полюбком приведет куда следует. И, стало быть, сам Ворожебник все исполнит в час...

На околице Гая встречали. Все тот же мужик, что пестрел краской охряной. Стало быть, рунник. И ведь не силен, как он сам. А вот как-то держится.

- Госпожа велела звать тебя к ней, - мужик отводил взгляд, и в том рыжий видел, что многого ему не скажут. Укроют. Потому как еще с голодного детства среди ворья дворового он понял: тот, кто не держит взгляд ровно, сжимает за пазухой острое древко. И если не быть готовым...

Заринку обещали проводить в покои. Полюбка ее - куда следовало. И перед тем, как ступить на пороги каменные, Гай увидел, как их обоих обдает зеленой волной. Забудутся. Но, может, так оно и лучше?

Каменные плиты привычно хрустели под сапогом, и хруст этот, как ни старался Гай, выходил на редкость веселым, бодрым. А ведь он устал. Не спал и не ел нормально несколько суток. Ему бы и помыться, расчесать густую гриву непокорных рыжих волос. И на простыни белые опуститься. Да еще бы с Зариной...

Но это совсем уж несбыточные думы. За такие и поплатиться не долго...

Колдунья ждала у себя. Сидела серед карты дивной, что уж изжила себя. И глядела на огоньки, которых нынче было совсем мало:

- А ведь Путята так и не вернулся, - протянула она, - верно, сгинул в Копях Соляных. Чтоб Велерад подавился!

Она зло выругалась:

- Он, конечно, не золотым был, но силы в старом пройдохе хватало. Почти как в тебе.

Она обернулась на Гая, отметив про себя и осунувшееся лицо его, и иссохшиеся щеки. Устал. И, значит, нужно отдохнуть перед тем, как...

- Пришел час исполнить клятву, - Чародейка медленно встала. - Да и мамка с сестрой уж заждались. Что ж так долго? Не дело это - в капищенской земле лежать бабам живым. Торопись, потому как Симаргл не отпустит...

Были еще слова. Фразы. Касания. Уговоры.