Марина Дечко - Ворожея

Великий Хан входил в Зал уверенно, победителем. За ним следовали верные братья. И цену каждому из них Элбарс знал. Он и сам когда-то у них учился. И клятву принимал подле отца. А теперь вот...

Среди воинов, в самом центре процессии, помнится, всегда бывали бахсы. Вот только нынче не всех из них Тигр смог разглядеть. Не дошли, оставив душу и тело в пути среди снегов лесных?

Элбарс уж и не припоминал, когда старый Абу да молодая его смена - Нурлет - оставляли Хана одного. Так могли ли преданные люди не пойти за Асланом в поход? Или его вновь подводят глаза?

Откуда-то с углов снова потянуло сладко, и молодой Тигр довольно откинул голову. Знать, его пламенная дева подле. Таится у трона, никем не примеченная. И, значит, ему можно забыться.

"Скоро, милый мой, скоро. А пока..."

Полушепот-полустон. Однако ж и его различают воины, что пришли в зал вслед за Асланом.

И сам Хан слушает. И по ходу шепота лицо его смурнеет, а глаза становятся и вовсе грозовыми.

- Я получил от тебя послание, - нарушает молчание Аслан. - Не поверил. Решил самому прийти к сыну любимому, да спросить: уж коль он и отрекся от отца, так заради чего?

Шепот прекратился, и на миг взгляд Элбарса прояснился. Но то лишь на миг. А затем снова запахло медуницей - еще пуще прежнего, и первый сын Хана ответил:

- Я не отрекался от тебя, отец. Всего лишь оставил себе то, что завоевал в честном бою. То ж трофей, - он обвел руками Белый Зал, довольно улыбаясь своим мыслям. - Да и Ашан был не против. Сказал, что шел в Лесные Земли не за тем. Он-то и отбыл, прежде девку лесную взяв в жены...

Снова запах медуничный, напоминанием:

- Твой брат названный... зла желает...

Хан слышит шепот этот. И видит, как лицо сына меняется:

- Ашан никогда не был предан тебе. Не так, как я!

Вот оно что! А ведь прежде-то братья были одним целым. Значит, ворожба та, что держит Элбарса, крепка. И...

- Стало быть, брата твоего названного нет здесь? - Хан хитро сощурил глаз. Весть о шлюбе сына названного дивит его, да только не о том нынче беспокоиться ему. Еще будет час узнать обо всем, сейчас же... - Не ведает он о поступке твоем?

- Нет, - ответил Элбарс-Тигр. - Степной Волк покинул Лесные Земли, отправившись к самому Морю Северного Ветра, чтоб отыскать утерянное. А, может, просто уйти. Кто ж знает?

- Верно, грамота ответом лишь от тебя? - Уточнил Хан. - И спрашивать за нее стоит одного сына родного?

- От меня, - кивнул Элбарс. - И спрашивать меня только надобно. Не матку родную, что извел ты со свету по-за заслугой сына.

Степной Тигр сделал паузу, пытаясь совладать с мыслями. И медуница, ползущая густым маревом по полу, снова зашептала:

- Погоди, силься... недолго уж осталось...

Веки Элбарса раскрылись нехотя, устало:

- Только не враг я тебе. Здесь, в белых стенах, я встретил свою судьбу, и теперь стану защищать ее ото всех ценою своей жизни. И коль ты поймешь меня...

- Судьбу ты свою, значится, нашел. А что ж до той степнячки, что ждет тебя в высоком Шатре?

- Нарима... - Элбарс с неохотой протянул имя невесты. На миг всего он снова показался Хану растерянным, но тут же этот морок исчез. И тот, что был назван Тигром, сказал: - Передай отцу ее мои извинения. Я снаряжу тебе с собою сундуки в три ее веса, и, сдается мне, это поможет старому степняку забыть об обетах. А богатая невеста мужа себе найдет всегда...

- Только не в Степи, - напомнил ему Хан. - Не в наших традициях забывать о слове, данном при богах старых. Мы чтим заветы, оставленные родичами, как чтим саму честь. И тебе ли не знать, что ждет девку, оставленную после обетов нареченным? Утроба ее уж не познает семени степного. Так и уйдет она к праотцам - девой, не тронутой мужем. Обесчещенной, оскорбленной. Не заслужила твоя невеста того...

- Не заслужила, - вздохнул Тигр, - только я не вернусь в Степь, Хан. И не возьму Нариму. Ни женою, ни так. Не хочу ее! И, коль желаешь ты, мы продолжим борьбу. Вот только я готов подчиниться тебе, если сможешь простить мое неповиновение. Осыпать дарами щедрыми, угостить да напоить воинов твоих. Если же нет...

Хан выждал всего минуту, после чего сказал:

- Отчего ж не угоститься, раз сам сын приглашает отца к столу?

И тут же в зал внесли столы с лавами, усадив гостей степных перед кушаньями заморскими.

Пир длился несколько часов, и Хан говорил с сыном так, словно бы и не был зол он на его проступок. Вспоминал Степь, о женах любимых говорил, забывая единственно вспомнить о самой первой, матери Элбарса. И все принюхивался.

А медуница по-прежнему витала в воздухе - когда больше, когда меньше.

И уж потом, когда все разошлись по палатам, а сам Аслан остался один, он попросил звать к себе степняка. Никто из лесного народа не ведал, кого пригласили в покои хановы. Личина того скрывалась по-за дивным одеянием, что узнавалось лишь в землях Степи.

И человек тот не покинул покоев Хана до самого утра.

***

Нег миновал границу Светломеста еще до угасания последних лучей солнца.

Боялся темноты леса да стужи, что, казалось, сгущались в последние дни ледовой поры. Оттого-то и старался добраться до следующего села затемно. Торопился.

Шел не просто дорогой лесною - все больше Трактом. А меж тем, выбрав путь такой, держался все больше деревьев. Знать, война на носу, случиться может всякое...

Да только лес и был лесом - в этом нынче Нег не сомневался. Подаренное огнем чутье щупало каждую ветку, пробуя на вкус ее силу. И все откликалось, говорило со слышащим.

А вот село ближнее, что лежало от Светломеста всего за две версты, гудело иначе. Жалобно, тихо. А местами протяжно, гулко. И Нег разумел: в избах тех, что стонали гулом протяжным, люди с болячкой редкой лежат. И, стало быть, знахарь Низкогорья не справляется...

Малец силился вспомнить, кто знахарствовал в селе ближнем, да так и не смог. Отругал себя за детскую невнимательность. А ведь мамка с тятькой наверняка говорили...

В Низкогорье его встретили с опаскою, нехотя. Да и староста, что вышел на головную улицу, не протянул руки - знать, боялся хвори струпной, что полыхала зловонным мором.

- Ты чей будешь? - Спросил он угрюмо. - И куда путь держишь?

Малец остановился. От старосты гудело тоже знатно, и Нег понимал: то не просто Мор - страх его снедает. А где страх, там и дурость. Болячки тоже вот. И ему бы покинуть Низкогорье, да только капище оглядеть надобно...

- Я Негом зовусь, - ответил он, обивая ногой о ногу талый снег, - названный сын старосты Светломеста и родной - воеводы нашего, Вацлава. К батьке иду по-за запретом родины, потому как ведаю: болен он. И как суждено ему не проснуться вскоре, хочу проститься.

Нег говорил осторожно, следя за реакцией старосты. Ему не хотелось говорить, чьих он будет, да только в темные времена по-другому - никак.