Сара Шмитт - Эта прекрасная смерть (ЛП)

— Я открою, — вызываюсь я.

Отпихнув сумку с дороги, я открываю дверь и вижу пять или шесть маленьких привидений, ведьм и принцесс, стоящих передо мной.

— Кошелёк или жизнь, — хором произносят они.

Точно. Сегодня Хэллоуин, а я забыла выключить свет на крыльце, когда заходила.

— Я, хм, не знаю, есть ли у нас…

Позади меня появляется мама и оптимистичным голосом возвещает:

— Разумеется, у нас есть сладости, ЭрДжей. Я купила всё ещё несколько недель назад.

И вот так, в день, когда я проводила лучшую подругу в могилу, я раздаю сладости сотням детей. В конце у нас осталось лишь несколько простых шоколадок.

— Почему ты вообще купила эти? — осведомляюсь, выбирая конфету, разворачивая обёртку и отправляя шоколад в рот.

— Они шли в ассорти, — произносит мама, защищаясь.

Смотрю на неё взглядом, подразумевающим, что это плохое оправдание.

— Они как мел.

Папа берёт одну и крутит, пока крошечный диск не выпадает у него из рук.

— Мне они нравятся.

— Ну конечно, — со стоном говорю.

Не могу поверить, что говорю это, но сегодняшний вечер был чудесным. Не будет преувеличением сказать, что это не обычный вечер. Впервые за очень долгое время я не убегаю на вечеринку или к друзьям. К сожалению, при мыслях о привычных вещах я вспоминаю Мадлен, и начинаю чувствовать, как стены вокруг меня сжимаются. Мне нужен воздух.

— Вы не против, если я прогуляюсь? — спрашиваю, вертя на пальце кольцо с дельфинами.

— Ты в порядке? — беспокоится мама. — Выглядишь бледной.

— Я в порядке, — заверяю её. — Просто длинный был день. Мне нужно проветрить голову.

Папа тянется за пультом и включает DVD.

— Мы собираемся смотреть тот ужастик, который ты так любишь.

Улыбаюсь.

— Вернусь до конца начальных титров. Обещаю.

Мама смотрит на меня так, словно хочет возразить, но молчит.

— Поторопись, — произносит она, когда я наклоняюсь, чтобы поцеловать её в щёку.

— Хорошо. Не начинайте без меня.

ГЛАВА 37

Не зная точно, куда иду, я направляюсь в сторону парка в паре кварталов от дома. Периодически попадаются группы детей, стучащихся в двери; их возбуждённые крики «кошелёк или жизнь» вызывают у меня улыбку. Эх, вот бы снова оказаться ребёнком и не знать о том дерьме, которое случается в жизни. Скучаю по наивности. Ужасно, что нельзя повернуть время вспять и всё исправить. И снова возникает дурацкое гудение. Вдыхаю полной грудью чистый ночной воздух. Может, стоит попросить маму назначить мне приём у врача.

Впереди троица поднимается по ступенькам к дому. Самый младший в костюме, очевидно, слишком огромном для него, плетётся сзади и кричит остальным, чтобы подождали. Они дожидаются, когда он поравняется с ними и затем резко подаются вперёд.

Буквально через несколько минут я подхожу к парку, в котором нет ни души. Оглядываюсь, чтобы убедиться, что никто не смотрит, и забираюсь на вершину лесенки; ноги свободно свешиваются. Запрокидываю голову к звёздам. Возникает чувство вроде освобождения, когда я нахожусь на несколько футов ближе к небу.

— Ты там? — задаю вопрос в пустоту. — Мадлен, ты можешь меня слышать?

Единственный ответ, который я получаю — отдалённый смех детей. Интересно, видела ли она тех, кто пришёл на её похороны. Интересно, видела ли она, какое влияние оказали её слова на тех, кто слушал.

— Дэниел сейчас переживает тяжёлые времена, — говорю в небо, — но думаю, ты и так знаешь. По правде говоря, мы все переживаем.

Теперь мой единственный ответ — тишина.

— Полагаю, ты получила ответ на вопрос, существует ли Рай, да? — снова раздаётся гудение. Словно пытается прорваться воспоминание. Мотаю головой и продолжаю обращаться к Мадлен. — К этому моменту, я уверена, ты уже очаровала большого босса, не так ли? Он даст тебе пару крыльев?

Гудение становится громче.

Но неважно. Мои внезапные всхлипы заглушают шум в голове. Она на самом деле умерла, и единственный способ, когда я могу притвориться, что общаюсь с ней — смотреть в небо и болтать с пустотой. Спрыгиваю с металлической конструкции и направляюсь домой. Сейчас на улицах практически никого нет, и на большинстве участков перед домами не горит свет. На другой стороне улицы ко мне приближаются трое ребятишек, которых я видела ранее.

— Идём, Томми. Поторопись. Мама убьёт нас, если мы не придём домой через пять минут, — произносит самый высокий из них, оглядываясь через плечо.

— Я пытаюсь, — маленький мальчик всхлипывает, одной рукой таща свою наволочку, набитую конфетами, а другой поддерживая спадающий костюм. Они переходят дорогу, и двое старших обходят меня, избегая столкновения.

— Ребята, подождите! — снова зовёт их брат. Он тащится за ними, словно утёнок за своей матерью, но костюм побеждает. Мальчик спотыкается, мешок с конфетами падает на землю, скользит и останавливается посреди дороги.

Боковым зрением замечаю фары автомобиля, выезжающего из-за угла. У водителя никаких шансов заметить ребёнка. Без раздумий я кидаюсь к мальчику и поднимаю его. Он весит больше, чем я ожидала, и я пошатываюсь, чтобы не упасть во время бега. У меня нет никаких шансов вытащить с дороги нас обоих. Секунду спустя я отталкиваю ребёнка к траве со всей силой, какой могу. Он смотрит на меня широко распахнутыми от ужаса глазами. В отдалении слышу крики его сестёр. Мгновение спустя раздаётся визг шин, и я чувствую удар, когда капот врезается мне в бок. Меня швыряет через лобовое стекло. Голова пробивает стекло, и последнее, что я вижу перед тем, как кровь застилает мне глаза — чистую белизну подушки безопасности, которая прячет водителя от моего взгляда.

Закрываю глаза, пока во дворах, один за другим, зажигается свет. Все хотят узнать, что происходит. Слышу плач маленького мальчика, которого пытается успокоить сестра. Задумываюсь, отправилась ли вторая за мамой. Надеюсь, у них не будет проблем.

Вдали раздаётся звук сирен скорой помощи, и постепенно я начинаю чувствовать. Во-первых, острую боль в голове. Во-вторых, нога начинает болеть, а вскоре и запястье. Но я узнаю, что такое настоящая боль лишь тогда, когда пытаюсь сделать вдох. Каждая попытка оканчивается горящей болью. Пытаюсь закашлять, но больше похоже на хрип, и я чувствую, как что-то капает из уголка рта.

— ЭрДжей, — кто-то обращается ко мне, направляя белый свет мне в глаза. — Ты слышишь меня?

Пытаюсь кивнуть, но шея затекла, и я почти уверена, что она сломана.

— Не пытайся говорить, — командует голос.

Если мне нельзя говорить, зачем тогда он задаёт вопросы?

Следующий звук, который я слышу, — вопль мамы.

— Нет! ЭрДжей, детка, нет! Уберите от меня руки! Это моя дочь!

Слышу, как папа кричит что-то, но теперь мир начинает затихать. Всё, что мне удаётся отчётливо расслышать — спокойный голос диспетчера, обращающийся к мужчине, который задавал мне вопросы и велел не разговаривать.