Ирина Тигиева - Возвращайся, сделав круг 2 [СИ]

— Кэцеро-сама очень несдержан, всегда таким был, — как бы извиняя "господина", проговорил Нобу-сан.

— Я не имела в виду ничего оскорбительного…

— Знаю. И господин это, скорее всего, понимает. Ему пришлось немало испытать из-за своего необычного происхождения. Поэтому он реагирует болезненно на всякое упоминание о нём.

"Необычное" происхождение детей от союзов ёкаев с людьми… Я вспомнила слова Дэйки: "…судьбе этих детей я бы не позавидовал. Они — полукровки, равно презираемые как ёкаями, так и людьми." Неужели это презрение в самом деле настолько велико? Кэцеро мне не нравился, возмущала его бестактность, но презирать его только потому, что он — не совсем человек?.. Кроме того, полукровка или нет, по-прежнему хотела просить его помочь добраться к ториям и на всякий случай уточнила:

— Он ведь вернётся?

— Не сомневаюсь. Уверен, он уже раскаивается в своей горячности.

— Ты хорошо его знаешь. Обращаешься к нему "господин", но поучаешь его и относишься к нему скорее, как… — я запнулась.

— К сыну, — улыбнулся Нобу-сан. — В какой-то мере, так и есть. Я знал Кэцеро ещё ребёнком, когда была жива Эмико-химэ.

— Его мать?

Монах кивнул.

— Она была очень доброй женщиной и редкой красавицей. Неудивительно, Озэму-сама не устоял перед её очарованием. Судя по тому, что я слышал, этот могучий ёкай, несмотря на чистоту крови, был и на треть не столь жестокосердным, как его старший сын.

Я опустила глаза, растерянно вертя в пальцах палочки. Только не эта тема…

— Тебя как будто не удивило, что я — из другой реальности, — попыталась её сменить.

— Нет. Я подозревал это с самого начала.

— Из-за моей необычной внешности? — хмыкнула я.

— Не только. От всякого создания, обладающего духом, будь то человек, ёкай, полудемон или кайдзю, исходит аура. У каждого она своя, у кого-то слабее, у кого-то сильнее. Аура ёкая всегда отлична от ауры человека или полу-ёкая. Но твои дух и аура отличаются от всех , ощущаемых мною ранее. Они — не отсюда. С подобным мне довелось столкнуться лишь однажды. Тот, о ком я говорю, обладал величайшей духовной силой, достаточной, чтобы заключить в камень одного из самых могучих ёкаев нашего мира…

Я выронила палочки, одна, кажется, скатилась на циновку. Если рассказ о моей реальности вызвал выражение наивного удивления на лице Кэцеро, на моём сейчас наверняка отразился шок.

— Г-гудзи Кэзухиро?.. — выдавила я, заикаясь.

— Меня удивляет твоё удивление, — улыбнулся Нобу-сан. — По-моему, это более, чем логично. Путешествия, подобные твоему, не единичны. Вселенная состоит из множества реальностей. Хаос в одной грозит нарушением всеобщего равновесия. И, когда какая-то из реальностей не в состоянии побороть разразившийся в ней хаос собственными силами, Вселенная посылает помощь — из другой реальности. Очевидно, около ста лет назад заключение Иошинори-сама в камень было спасением для нашего мира, и Вселенная послала нам гудзи Кэзухиро. А сейчас ёкаю пришло время освободиться, и в нашем мире появилась девушка с "необычной внешностью", разрушившая чары, наложенные её "предшественником". Хотя не думаю, что уготованная тебе роль исчерпывается этим.

И снова я сидела с приоткрытым ртом, почти забыв дышать. Нобу-сан наклонился и положил на мой столик упавшую палочку.

— Твой дух должен быть очень сильным, одзё-сан — если был способен пройти сквозь грани, разделяющие наши миры. И всё же он едва ощутим. На тебе защита. Наложил её Иошинори-сама?

— Да… — я наконец справилась с оторопью.

Но воспоминание о ночи, когда ладонь ёкая надолго задержалась на моей щеке, а потом его отражение возникло рядом с моим в тёмной глади озера, снова всколыхнуло во мне боль, и я тихо проговорила:

— Спасибо за обед, Нобу-сан. Мне бы хотелось отдохнуть.

— Ты почти не притронулась к еде, — мягко улыбнулся он. — Можешь взять всё к себе и утолить голод, когда он придёт.

— Спасибо…

Подхватив палочки и посудины, я заспешила к двери. Предложение монаха оказалось кстати. Голод в самом деле скоро заявил о себе и, не отвлекаясь на неприятные разговоры и настойчивые расспросы, я разделалась с едой очень быстро. Потом немного побродила среди окружавших святилище деревьев, покормила Камикадзе. Кэцеро не показывался, и я начала сомневаться в правоте монаха, что его дёрганый "господин" вернётся в ближайшее время. Может, в самом деле спит где-нибудь на дереве, как Тарзан, и всё же появится утром? С наступлением сумерек я вернулась в свою комнату. Камикадзе тотчас ворвался следом и, едва улеглась на футон, расположился на моей груди.

Ночью мне приснился Тэкэхиро. Опять… Сны с его участием всегда были одинаковыми. Я шла к ториям, слышала его голос и оборачивалась. Он бежал ко мне, радостно блестя глазами. Мы начинали разговаривать, присаживались на траву. С собой у него неизменно оказывались булочки из рисовой муки, яблоки и сливы… Мы ели и смеялись. А потом еда в моих руках превращалась в кровь, я в ужасе поднимала на Тэкэхиро глаза… и всякий раз он сидел напротив меня с пробитой грудью. Из раны на траву сочилась кровь, лицо становилось мертвенно-бледным, а остекленевший взгляд застывал на мне… И всякий раз я просыпалась в холодном поту. Так было и сейчас…

Камикадзе недовольно зашевелился на моей груди, я пригладила ему шёрстку, вновь попыталась заснуть. Но сон не шёл, я никак не могла выбросить из головы слова монаха. Если Вселенной действительно было угодно, чтобы я освободила ёкая от заклятия, интересно, входила ли в Её планы смерть Тэкэхиро от руки того, кого я освободила? Или виной всему "незапланированная" привязанность ко мне несчастного парня и, как следствие, путешествие на край света ради моего "спасения"? Я невесело усмехнулась. На самом деле неважно, прав монах или нет, послала меня Вселенная, или моё появление в этой реальности — простая случайность. Неизменно одно: и там, откуда я пришла, и здесь великие, вроде Иошинори-сама, вершат судьбы миров, а "насекомые", вроде Тэкэхиро и меня, страдают и пытаются выжить. Последнее удаётся не всем…

Сон прошёл окончательно. Лежать неподвижно в тёмноте стало невыносимо. Осторожно спустив Камикадзе с груди — зверёк только сонно фыркнул и снова свернулся колечком на футоне — я поднялась на ноги и крадучись выбралась из комнаты. Ни разу не бродила по дворику после заката и теперь остановилась в нерешительности. Ночь была безлунной, и окружавшие храм заросли, создававшие атмосферу защищённости и уюта днём, сейчас производили жутковатое впечатление. Мерцавшие кое-где светлячки ничуть не рассеивали густую лиловую тьму. Но я представила, как снова возвращаюсь в безмолвие своей комнаты, и, тряхнув волосами, устремилась во мрак. Криптомерия возвышалась впереди тёмной громадой. Подобравшись к выступавшим из земли корням, я только собралась расположиться на них, как вдруг в одном из дальних храмовых строений мелькнул свет. Нобу-сан? Может, и его мучает бессонница? Свет мелькнул снова, и сомнения рассеялись — не одна я бодрствую этой ночью. Спотыкаясь в темноте, побрела на источник света. Чем ближе, тем ярче он становился, и до меня донёсся тихий голос — Нобу-сан нараспев читал молитвы. На мгновение я задержалась перед дверью. Стоит ли входить? Вдруг помешаю благочестивому занятию монаха? Но любопытство оказалось сильнее, я тихонько сдвинула створку двери… и в ужасе замерла. Трепещущий свет светильника падал на изображения каких-то не то демонов, не то божеств на стене, на алтарь и на замершее перед ним существо. На нём была одежда Нобу-сан, оно говорило голосом Нобу-сан, но парило над полом, и я видела алтарь и настенные изображения сквозь него. Видимо, что-то почувствовав, существо подняло голову, и его шея начала вытягиваться вверх, пока голова не достигла потолка. На повернувшемся ко мне лице — лице Нобу-сан — отразились сожаление и горечь. А я, не силах шевельнуться, завопила так, что потемнело в глазах. Голова крутанулась в воздухе и устремилась ко мне на изогнувшейся в форме петли шее.