Мария Вельская - Змеиная Академия. Щит наследника [litres]

Яркий свет лампы-светляка ударил по глазам, заставляя щуриться, затекшие руки почти не ощущались, горло хрипело, но ему не давали отмолчаться, добивая раз за разом меткими, четкими вопросами.

– Вы были в районе Ильбе?

– Вы передавали планы перемещений императорской охраны?

– Вы были связаны с заговорщиками?

– Вы убили дана Льирна?

– Вы насылали некромагические эманации?

Он не мог больше, не сдержался, понимая, что из-за защиты ментальный допрос невозможен, а потому он все-таки обречен.

– Да, да, Арташ вас побери! Да, я признаю, я виновен!

Он резко дернулся, яростно шипя, раздвоенный язык тронул воздух, ощущая чувства собеседника.

– А теперь, раз вы довольны, уведите меня!

Силы закончились так быстро, что он почти осел на руки появившихся конвоиров.

Тяжелый взгляд обвинителя буквально пригвоздил к земле, заставляя задохнуться. Он же знал, что все так и будет, но почему же до сих пор так больно?

– Вас казнят через два дня, ваша вина доказана, Киоран.

Вот так, без приставки и имени рода. Преступник…

– Обрежьте ему волосы. – Равнодушное приказание теряется в диком, отчаянном крике.

Нет ничего страшнее для мага, чем потерять основной источник своей силы, а для аристократа – знак своего положения.

«Будьте вы прокляты», – шепчут посеревшие губы, но никто не поймет, кого именно он проклинает.

Все наваливается разом, придавливая к земле, заставляя позорно дрожать от ощущения собственной ничтожности. Он сейчас не помнит обещаний, не имеет надежды, и когда острый кинжал ловко срезает слипшиеся от пота и грязи волосы, осунувшаяся фигура молодого иршаса оседает на плиты тюрьмы без звука. В лице потерявшего сознание мага ни кровинки.

Столица Съяншэс. Ал-шаэ Нильяр

Мужчина отвернулся от прозрачной пленки экрана, бесстрастно отражающей преступника, потерявшего сознание от лишения источника магии. Отрезать заговоренным кинжалом волосы – все равно что скальп снять. Нильяр чуть сощурил глаза, стискивая клыки. Император ясно дал понять, что отстраняет его от этого дела ввиду возможной предвзятости. Что тут расследовать? Преступник во всем сознался и будет наказан. И будь это кто-то иной, наследник сам бы безоговорочно поддержал отца.

Как странно и ловко, а главное, как вовремя из столицы услали Илшиардена! Якобы в провинции илихо, полулюдей-полуптиц, произошло убийство, напоминающее ритуалы в столице, но над телом поймали потенциального виновника.

Еще интереснее, что императора в его решении покарать наглого выскочку полностью поддерживала императрица, а первый советник, на людях не снимая с лица скорбной маски, все же отказался от сына, вычеркнув его из рода.

Нехорошая картина складывается, некрасивая…

– Вам тоже так кажется, господин? – Раш выступил из угла, сверкнув ядовито-зелеными глазами, чуть светящимися в полутьме. – Кольцо все сжимается и сжимается.

– И кажется, что мы между двух огней, которые действуют независимо друг от друга, верно? Мы не должны позволить свершиться этой казни, шианнэ. Поэтому, когда инар Дейирин будет просить о встрече со мной, разрешаю откликнуться на ее призыв.

Оба мага, словно по команде, повернулись к окну, смотря вниз – далеко вниз, где под сверкающими пуховой оберткой серебристыми облаками простиралось сердце их страны. Его ритм, его звучание было впитано, казалось, с рождения, и казалась кощунственной мысль, что кто-то способен это прервать.

Высокие шпили Змеиной академии, покатые купола Университета общих наук, шумящая зелень парков и многоголосица улиц…

– Как скажете.

На вечно молодом лице его собеседника не отразилось ни тени недовольства. Впрочем, эмоции его всегда было прочитать невозможно.

Как же хочется порой сорвать с его лица эту маску – не из ткани, из брони бесстрастности, заглянуть под наведенный чарами морок, влезть в душу. Он хотел, чтобы у его людей не было от него тайн, но понимал: стоит попытаться надавить – и он потеряет Эрайша. Слишком сильно на него влияет прошлое.

– Ты принадлежишь только мне, ты помнишь это? Ты сам отдал мне свою жизнь много лет назад.

– Вы зря привязались ко мне, шианнэ, – почти укоряюще, – будущее неизменно.

Оскал. Шелест свивающегося кольцами гигантского змея – контроль великолепен, мебель не пострадала. Золото, присыпанное пеплом на чешуе. Потерявшие зрачок глаза смотрят безумно и страшно.

– Никто… никогда… не отнимет у меня мой Щит! Ты слишком мало доверяешь моим словам. Иди прочь и выполни все, что я сказал. Не забудь предупредить Айнирё и следите за всеми ключевыми фигурами.

Снова этот бесящий молчаливый поклон и снисходительность в глазах. Ал-шаэ выдохнул, пробуя языком воздух. Последнее обвинение далось ему нелегко, вызывая изнутри безумную жажду разорвать глотки тем, кто посмел выставить его убийцей женщины и ее нерожденного ребенка, пусть даже женщина эта была не самой достойной.

Думать о семье не хотелось, как и о выставленном императором требовании, как и о многом другом. Но приходилось. Он успокоился так же быстро, как и вышел из себя. Все же звериные инстинкты были в его племени сильны до сих пор, пусть и смягченные веками цивилизованного существования.

На посланный вызов немедленно ответили, и, поднеся браслет к переговорнику, мужчина отдал приказ:

– Аирни, готовьте ваших людей! – Кончик хвоста нетерпеливо застучал по камням, выдавая азарт высокородного. – Все фигуры расставлены, пора и нам сделать ответный ход. Начинаем охоту на наш тандем кукловодов.

– А ритуальщик?

– Подождет. Мне кажется, с ним у нашей Слышащей больше шансов…

Иногда бывает так, что все обрушивается в один момент, а ты остаешься среди руин, понимая, что не видел, не оценил, упустил. И еще ненавистнее становится собственное бессилие. Ты будто прозреваешь – в один момент, болезненно и резко, и не понимаешь, как раньше была настолько слепа.

Потерять доверие Илшиардена оказалось неожиданно больно. Узнав о встрече с фэйри и его новой роли отца по духу, то есть по ритуалу, карри не отреагировал никак, вообще никак. Он не стал ни ругать ее, ни наказывать, вообще не сказал ни слова. Но посмотрел так, что в душе что-то оборвалось, вызывая жгучий стыд и попытку сбивчиво извиниться, которую, впрочем, пропустили мимо ушей.

Декан и вовсе не объявлялся уже который день. По слухам, активно курсировавшим среди студентов, он находился на особо секретном задании. А больше ее и ругать-то было некому и не за что, только легче от этого не становилось. Злые языки не заткнула, а вот близких обидела. И от этого было еще противнее.