Мария Вельская - Змеиная Академия. Щит наследника [litres]

Страха нет, есть только долг, который надо исполнить до конца. Он давно уже выбрал свой путь, третий наследник Аладарта – княжества трау, где правили мужчины, а не женщины. Он принес присягу на крови, поклялся в верности императору Шеллариону и его наследнику. Он не сдастся, пока дышит.

Глупо держать узником вассала его уровня, попытка разгласить важные сведения закончится смертью. Они знали, на что шли, принесли клятву и делали это добровольно.

Разбитые губы едва заметно дергаются. Длинные белые волосы грязными сосульками спадают на лицо, закрывая горящие ненавистью глаза.

– Все еще пытаешься бороться? Очень глупо, мальчик, – ненавистный ленивый голос. Их двое – мужчина, прячущийся в тени, и женщина в маске. Он не знает, кого ненавидит больше. – Твой командир продал тебя, а ты еще во что-то веришь? Мы снимем поводок присяги, только дай свое разрешение, – вкрадчивый шепот.

Он молчит. Он всегда молчит, даже когда вынимают кляп.

А вот и она. Холеная рука в перчатке касается щеки, наматывает волосы, сильно дергая. От ярости раньше срывалось дыхание. До тех пор, пока он не узнал ее – и она просто не перестала для него существовать. Ведь даже она не посмела бы его тронуть против его воли – ее супругу сразу же стало бы об этом известно.

Предательница и интриганка.

И ведь не сможет рассказать о ней.

Устал, как же он устал… Обреченное чувство отравляет душу…

Рывок – и она приходит в себя от пощечины. Глаза резко распахиваются, сбивается дыхание, изо рта вырывается задушенный крик. В аудитории больше никого нет, только она и златоглазый убийца. Тот, кто смог выжить, пройдя через позорный плен, но не сломался.

Он знает, что она видела. Неясно как, но по глазам видно – лиловые искры мечутся, вспыхивая. Эргрэ великолепно держит себя в руках. Денъялэ Эргрэ, ручной волк всемогущего императора.

Она не знает, почему делает это, просто понимает, что так надо, так правильно – поднимается, чуть пошатнувшись от нахлынувшей слабости. Кулак прижат к груди у сердца. Рин медленно выпрямляет руку, раскрывая ладонь в салюте приветствия, и отдает честь. Иногда ей кажется, что с каждым видением ее покидает частичка юности, беззаботности, веры в лучшее… Жизнь совсем не так проста, как казалось когда-то. Осудить всегда легко, вот только что будешь делать, когда беда придет к тебе?

– Но почему вы не рассказали, мой генерал? – с губ срывается вопрос, которому лучше бы не звучать.

Мужчина близко – смуглое бесстрастное лицо и лед в глазах. А страха все равно нет; откуда-то она знает, что он точно не причинит ей настоящего вреда, хотя наказать может.

– Мне не за что вас наказывать, Слышащая, – резко отворачивается, усмехаясь уголками губ, – ведь человек не повинен в том, что у него есть глаза или уши, равно как и мир не спросит тебя, что показать. Но учитесь контролировать свою силу и желания. Думаю, вам придется принести персональную присягу наследнику, раз уж он… – Эльф осекся, покачав головой, и резко закончил: – Идите, инар. И не усложняйте себе жизнь чужими секретами, пока это еще возможно.

Он не сказал хранить его секрет, но кому рассказать? Отцу? До ал-шаэ, как до звезд, не дотянуться…

За советом она не рискнула бы обратиться даже к Киорану.

Впрочем, последовавший за этим урок боевых искусств быстро вымел все мрачные мысли, оставив лишь одно желание: получить как можно меньше синяков и выиграть хотя бы один тренировочный поединок. А если не выиграть, то выстоять. Все же домашние тренировки с матерью не шли ни в какое сравнение с элитным обучением ее товарищей по группе. Фамильный къярш на занятия брать и не думала – все равно запретят пользоваться, до боевого оружия пока не доросла, да его и не позволяли применять инарам первого года обучения.

– Что, нищенка, надрали тебе… – Насмешливый голос утонул в бешеном шипении Кио, но Оргаш – второй прихлебатель Эрильза – никак не желал успокоиться. – Что, защищаешь свою любовницу? Она сама немая и ответить не может? Впрочем, видимо, она слишком утомилась, обслуживая за ночь своих преподавателей, ведь если умом не блещешь и успехи посредственны, приходится отрабатывать по-другому!

В горле стал ком, словно склизкое нечто обхватило ребра, выдавливая воздух наружу. Быстро оглянулась – нет ли свидетелей. Увы, были. Да, немного, да, в глазах некоторых можно было прочитать осуждение, но, кроме Кио и замершей в боевой стойке Лэи, не вступился ни один. Вот так вот. Они улыбаются и смеются в глаза, а за глаза… Наверное, просто накопилось, внутри вспыхнула было боль – тягучая, постыдная, от обиды и унижения. Вдох. Она стиснула зубы, медленно поднимая голову. Выдох. На руках отросли длинные алые когти. Нет, это свидетельство слабости, свидетельство ее ущербности – ослабленный контроль. Рин поспешно спрятала руки за спиной. Изнутри поднималась жуткая ярость – иршасса внутри требовала крови того негодяя, который посмел ее оскорбить. В ушах зазвенело, в висках стучала тупая боль – все силы уходили только на то, чтобы сдержаться, не допустить оборота.

«Будь достойной». Легко сказать. Сталкивался ли сам отец с таким к себе отношением? Мужчина, высокородный и законный наследник, близкий друг ал-шаэ…

Ей казалось, что все сейчас смотрят и смеются над ее растерянностью, наворачивающимися слезами, над тем, что она села в лужу. Больней всего жалил упрек про успехи – ведь она старалась, училась и днем и ночью, пытаясь освоить и общую фоновую магическую силу, и свой дар Палача. Да, общие науки давались труднее, неразвитый дар доставлял много хлопот и ей и преподавателям, но… но…

Еще один вдох – глубокий, успокаивающий. Она почти насильно вводила себя в транс, хотя отец рекомендовал пока не делать это в одиночку. Боль тренькнула глубоко внутри и стихла, сменившись ледяным равнодушием. Рядом кто-то что-то говорил, кричал или спорил – было уже все равно. Глупые, больше не больно и не страшно. Губы раздвинулись в странной улыбке, от которой собеседник вдруг умолк, поперхнувшись. Маленькая смешная пиявка… Что-то мешало с ним разобраться прямо здесь и сейчас, останавливало.

– Я не стану нарушать устав академии, поэтому, к вашему счастью, пока вы не ответите за свои слова. Мало чести оглядываться на тех, кому Создатели не отсыпали ума при рождении. Глупо оскорблять, не зная, кого вы оскорбляете… – Голос на мгновение сорвался на злое шипение, но она сдержалась. – За свои слова ответите. Чуть позже, когда я уделю вам время, – отдались эхом в неожиданно упавшей тишине слова.

Пара закончилась, о чем возвестил едва слышимый звон в воздухе, и она поспешила прочь, не оглядываясь. Кто-то что-то кричал вслед и, кажется, бросился за ней вдогонку. Пустое. Вот и пригодился старый студенческий лаз. И пусть она клялась, что больше не выйдет из академии, пусть это грозило нешуточными неприятностями – сейчас было все равно. Главное, от охраны улизнула и ладно. Дальше, дальше – мелькают перед глазами улицы, шуршит под хвостом мелкий камень. Под хвостом? Надо же, и не заметила, как обернулась.