Ната Лакомка - Карт-Бланш для Синей Бороды

Я слышала, как Ален и Пеле что-то с треском ломали, пробиваясь вниз, а потом голос Гюнебрет раздался совсем рядом:

— Этому хлыщу я сверну шею! Ну и намерзлась я там! Гаденыш! Вот ведь гаденыш! Неделю на одних сухарях! Неделю!

Поднявшись на ноги, я встретила их, не зная, что сказать. Стояла и прижимала руки к груди, раздумывая, уместно ли будет обнять Гюнебрет. Моя падчерица шла, укутанная отцовским меховым плащом, бледная, с запавшими щеками, с синяком под глазом, но в остальном ничуть не поверявшая прежнего задора.

— И ты здесь, — с улыбкой сказала она, увидев меня. — Вообще, могли бы и пораньше за мной приехать!

— Как ты там оказалась, дурочка? — спросил ее отец.

Она сразу присмирела и повесила нос:

— Твой дурак-посыльный сказал, что ты срочно вызываешь меня. Я поверила и поехала.

— Очень глупо, — заметил Ален.

— Я поняла, когда он свернул от Ренна, — продолжала Гюнебрет, пока мы шли к оставленным саням. — И тут он разворачивается и — бац! — мне прямо в глаз, сплеча! Как у меня тогда голова не раскололась — просто чудо.

— Он тебя ударил? — Ален произнес это сквозь зубы, и я поняла, что если бы Реджи не спрыгнул сам, то сегодня же он слетел бы с башни по чужой воле.

— Извини меня, — вдруг захлюпала носом Гюнебрет. — Я и правда перепугалась.

— Все, не реви, обморозишь нос, — Ален подсадил ее в сани, а потом помог забраться в них мне.

Я тут же принялась укутывать Гюнебрет. Она не возражала, продолжая рассказывать:

— Там была вода и сухари, и маленькая жаровня. Я ела и пила помаленьку, чтобы надолго хватило. Я же знала, что вы приедете за мной. Но, черт побери, почему так долго?!

— Юные леди не ругаются, — сказала я и наконец-то обняла ее, пока Ален и Пеле разворачивали лошадей. — Очень много всего произошло, я потом расскажу тебе. Но сначала нам надо тебя согреть и напоить горячим молоком.

Мы завернули домой к моей матушке, чтобы позаботиться о Гюнебрет и дать отдых лошадям. Матушка была рада, хотя и испугана нашим странным появлением. В двух словах я рассказала про бесславную смерть Реджи.

— Кто бы мог подумать… — ахала матушка, суетясь о горячем питье и теплой одежде для Гюнебрет. — Такой милый мальчик… Кто бы мог подумать?!

— Яд проникает в сердца незаметно, — ответила я, обкладывая Гюнебрет горячими грелками.

Матушка уговаривала Гюнебрет полежать в постели дня три и хотела послать за доктором, но моя падчерица вскочила на ноги через два часа, чуть отдохнув и выпив горячего молока с пряностями. Если бы ей дали волю, она бы еще и наелась до отвала, но мы побоялись, чтобы ей не стало плохо после недельного поста, и поэтому разрешали есть небольшими порциями.

Наконец-то я рассказала мужу, что произошло после его отъезда. Коварство Милисент не особенно впечатлило его, а вот покушение на мою жизнь привело в такую же ярость, как и синяк под глазом Гюнебрет.

— Им обоим повезло, что легко сдохли, — сказал он, темнея лицом.

— Не говорите так о покойных, — сказала я. — Лучше помолимся об их загубленных душах.

— Обойдутся без моих молитв, — ответил он ожесточенно.

Ален хотел вернуться побыстрее, потому что умчался из замка, оставив короля в неведении, и, несмотря на матушкины просьбы, мы отбыли в Конмор этим же вечером.

Сытая и умиротворенная Гюнебрет дремала, завернутая в меха, как младенец в пеленки, а мы с Аленом сидели по обе стороны от нее. За спиной Гюнебрет Ален взял меня за руку и нежно поглаживал ладонь и пальцы, поглядывая при этом так многообещающе, что у меня кружилась голова.

— Только приедем… — шептал он, — только приедем…

На половине пути нас встретили королевские гвардейцы во главе с его величеством.

— Конмор! — крикнул король, осаживая коня. — Какого черта ты исчез, не предупредив меня! — но тут он заметил спящую Гюнебрет и замолчал, молитвенно сложив ладони.

— Вот все и закончилось, — пообещал мне Ален. — Теперь мы вместе, и нас никто не разлучит.

— Не будьте столь самоуверенны, — шутливо укорила я его. — Положитесь на волю небес, ведь небеса располагают, а вы только надеетесь.

— Сегодня мне никто не помешает, — зашептал он с обжигающей страстью. — Слишком долго я ждал!

— И я, милорд, — прошептала я в ответ.

— Ален, для тебя я — Ален.

И я послушно повторила его имя, потому что мне было радостно его повторять.

Во дворе замка нас встретили почти все слуги, и король, молодцевато присвистнув, объявил:

— Леди Гюнебрет спасена! По этому случаю каждый получит по две серебряные монеты! Устроим праздник и…

— Может, лучше подождать с праздником, мой король? — раздался холодный голос.

Слуги дали дорогу, и нам навстречу вышла женщина средних лет — полноватая, но с выразительным, породистым лицом. Ее подбородок дрожал, как будто она с трудом сдерживала негодование, а глаза метали молнии.

— Ригунта? — произнес король удивленно. — Зачем ты здесь?

— Зачем?! — воскликнула она. — Затем, что мой супруг покинул меня, умчавшись куда-то совсем без охраны! Почему я узнаю о том, что вы обосновались в Конморе, от слуг, а не от вас лично?

— У меня не было времени, чтобы сообщить тебе, — примиряющее сказал король. — Не надо так гневаться, ваше величество.

Королева! Королева в нашем замке! Я выбралась из саней, чтобы приветствовать правительницу, как подобает хозяйке. Но мои поклоны и учтивые слова были восприняты без должной благосклонности.

— Так вот вы какая, — сказала королева, рассматривая меня с неудовольствием. — Такая маленькая, а от вас столько бед!

— Ригунта, — снова начал король.

— Позволено будет спросить, почему ваше величество такого мнения обо мне? — спросила я, чувствуя, как к моим щекам приливает кровь от подобных обвинений. — Разве совершила что-то плохое, за что вы меня укоряете?

— Вы еще и нахалка, — королева прищурилась. — Моя крестница была совершенно права, описывая вас.

— Сожалею о кончине вашей крестницы… — начал Ален, но королева не дала ему договорить.

— Сожалеете?! В самом деле? Вы клялись ей в любви и верности, но забыли про клятвы спустя месяц из-за… этой, — она смерила меня холодным взглядом.

— Это моя жена, ваше величество, — сказал Ален очень спокойно, встал рядом со мной и обнял за плечи. — И мне очень не нравится, когда о ней говорят неуважительно.

— В самом деле, Ригунта, не надо об этом перед всеми, — король спрыгнул с коня, бросая слуге поводья. — Сейчас мы расположимся у камина, выпьем чего-нибудь горячительного, ты поговоришь с миледи графиней и найдешь, что в Конморе никогда не было хозяйки лучше ее.

— Хозяйки?! — королева не двинулась с места. — Я знаю только одну хозяйку этого замка — мою дорогую крестницу, с которой обошлись несправедливо.