Ашира Хаан - Счастливый Новый Год для вдовы [СИ]

Я наотрез отказалась позориться на катке, хотя Костя уверял, что совершенно не умеет кататься, последний раз на коньки вставал в детстве и будет отвлекать внимание на себя. Зато выбила десять из десяти в прицельном метании снежков в фанерную мишень в виде оленя из «Холодного сердца». Потом, правда, призналась, что ходила с папой в стрелковый клуб. В ответ Костя признался, что у него был юношеский разряд по фигурному катанию. Но с тех пор честно-честно не выходил на лед!

Мы поучаствовали в новогоднем квесте и нашли секретную тринадцатую елку, наряженную в заснеженном розарии.

И вот там, где мы оказались только вдвоем среди мерцающих в снежной тишине золотистых елочных огней, Костя поймал меня теплыми руками, обняв за талию под распахнутой дубленкой и вдруг замер, глядя на меня своими яркими светлыми глазами.

Я тоже смотрела на него, боясь моргнуть — стоит зазеваться, и он исчезнет.

Этот невозможный счастливый вечер был слишком хорош для моей жизни, и непонятно было, за что мне это все, я ничем не заслужила такой беззаботности и веселья. Я обычная, ничем не особенная, и в этом году вовсе не была какой-то особенно хорошей девочкой.

Костя склонился ко мне — и я перестала дышать.

Если он сейчас меня поцелует, я не буду возражать, не буду…

Но я лишь на мгновение перевела взгляд на его губы, не в силах больше выносить напряжение, возникшее между нами, и он вдруг отстранился:

— Поехали теперь греться в ресторан, как приличные люди, — идеально очерченные губы, на которые я все еще смотрела, сложились в грустноватую улыбку.

Там я сбежала в туалет и долго отмывала с лица остатки хайлайтеров и блесток. Вечно у меня все наоборот — вот сейчас бы блеснуть! Но когда взглянула в зеркало, оказалось, что и без сантиметровой штукатурки я отлично выгляжу — кожа будто светится изнутри, глаза блестят, а румянец от мороза такой, какого никогда не добиться искусственными методами. Надо чаще гулять, что ли?

Я даже не заметила, что мы ели. С нагулянным аппетитом это могла быть хоть детсадовская манка, хоть лучшее творение мишленовского повара, я бы заметила только разницу в размере порций.

Еще кофе — покрепче, пожалуйста!

Десерт — на выбор Кости.

Мерцающие в полутьме свечи, блики на елочных гирляндах, которыми украшен зал, разговоры полушепотом и невозможное, незаслуженное тепло, исходящее от слишком идеального мужчины напротив — все было слишком прекрасно, чтобы быть правдой.

Новогодние чудеса случаются, правда же? Или скоро что-то пойдет не так?

Когда мы вышли на улицу, вдыхая искрящийся морозный воздух, а потом сели в машину, где пахло имбирем и апельсинами и тихонько мурлыкало радио про «Let it snow», меня уже разрывали на части абсолютно противоположные чувства.

Я боялась спросить, куда дальше, я хотела сбежать, чтобы вернуться домой и укрыться одеялом, погружаясь в свою привычную зимнюю жизнь, и я боялась своего дома, хотя сейчас, отсюда, из этой точки пространства и времени вся прежняя жизнь казалась далекой и нереальной.

Костя потянулся помочь мне с ремнем безопасности, щелкнул замком — и вдруг коснулся губами моих губ. Без долгих взглядов и времени на размышления.

Я отозвалась спустя полсекунды — ошеломленная и в растрепанных чувствах, но точно понимая, что мне нравится, я хочу еще.

Провела пальцами по неожиданно мягкой щетине на его щеке, коснулась теплой кожи на шее. Костя зарылся пальцами в мои волосы, и его губы, сначала нежно, а потом все настойчивее давили на мои, раскрывали их, вовлекая меня в водоворот чувств. Эта острота первых прикосновений, узнавания друг друга, знакомства — на уровне чуть глубже, чем просто разговоры, на каком-то доисторическом, бессловесном — я почти забыла, как это бывает.

Я почти забыла, как это вообще — целоваться наяву.

Оказывается, так остро чувствуешь стук собственного сердца и отзывающегося на него чужого. По рваному дыханию понимаешь, что с мужчиной, которого касаются твои губы, происходит такое же безумие, что с тобой. Его вкус, запах, тепло и жизнь вливаются в тебя вместе с дыханием через приоткрытые губы. И вместо простого обмена приятными касаниями случается нечто большее — рождается близость и тепло.

Я потерялась в ошеломительных ощущениях, но всего одна мысль — я целых три года не целовалась по-настоящему! — вдруг заставила меня застыть. Замерзнуть.

Очнуться.

Вспомнить как скучали губы по поцелуям Дениса спустя всего неделю после его смерти. Как я плакала, виня себя за то, что думаю о такой ерунде.

Как он пришел и целовал меня.

И я тогда не поняла, чего именно мне не хватает в его поцелуях. Не хватало — жизни. Но такие, призрачные, они все равно были лучше той черной пустоты, куда я погружалась без него.

Мне было плохо, и он спас меня тогда.

А теперь, когда плохо ему — что делаю я?

Бегу от него.

К другому.

Костя остановился почти сразу, почувствовав отсутствие отклика.

Отстранился, ловя мой взгляд. Но я смотрела в едва расцвеченную огнями темноту за окнами машины и кусала губы, словно наказывая их за то, что они только что делали.

Он положил ладонь на мою щеку, повернул меня к себе, но и это не помогло.

Тогда он уперся лбом в мой лоб и тихо спросил:

— Чего ты хочешь? Скажи мне.

Я часто и неглубоко дышала, пытаясь прийти в себя и могла ответить только:

— Не знаю…

Он молчал, только его пальцы легко-легко, почти незаметно поглаживали меня по волосам, словно он и сам не понимал, что делает.

— Кость… ты потрясающий, — сказала я ровно то, что чувствовала.

— Но? — спросил он после слишком долгой паузы.

— Но я не могу. Наверное, у нас ничего не получится.

— Я понял, — ответил он, снова дав мне бесконечно долгий шанс что-то добавить.

Но я не добавила.

Зачем я выключала свет, уходя сегодня из дома?

Квартира встретила плотной живой темнотой — пульсирующей, ожидающей. Словно стоит мне войти в нее, и пути назад не будет.

Не переступая порога, я нашарила выключатель в коридоре, а потом стремительно, зажмурившись, пролетела по всем комнатам, включая везде свет. Все люстры, лампы и светильники, все гирлянды и свечи и даже подсветку на вытяжке.

Нашла по телевизору марафон «Голубых огоньков» аж с шестидесятых годов, сделала погромче и ушла на кухню варить кофе в промышленных количествах.

Я танцевала под хиты шестидесятых, гуглила экзотические рецепты кофе и была благодарна муаровой дымке недосыпа, блаженно прикрывающей от меня последствия моих решений. Пока можно было не осознавать до конца, что уехавший час назад от моего дома золотистый «камаро» больше никогда не вернется, при том, что за последнюю неделю я спала без кошмаров только в компании Кости, я старалась не допускать эту мысль в свою голову.