Ашира Хаан - Счастливый Новый Год для вдовы [СИ]

Как раньше.

— Ты притворялся? Притворялся монстром? — спросила я очевидное.

— Да, — покаянно кивнул Денис. — Я ждал, когда тебе хоть кто-нибудь понравится и дождался — Костю. Ты испугалась, когда я спросил про него.

— Но ты же злился! Ты пугал меня! — я жаловалась ему на него же, как было всегда. Денис был моим лучшим другом, кому еще жаловаться?

— Я подталкивал тебя к нему. Хотел, чтобы ты поняла, что живой мужчина лучше мертвого. Чтобы нашла хорошего человека, с которым тебе было бы тепло. И у меня получилось.

— Мне было тепло с тобой!

Страх, заледеневший в глубине сердца вот уже много дней, постепенно таял. В комнате становилось все светлее, словно уходили тяжело нависшие тучи.

Денис смотрел на меня нежно и грустно:

— Ты была одна. Я не хотел, чтобы ты была одна всю свою длинную жизнь. Тебе нужен тот, кто был бы рядом, приносил тебе кофе, обнимал, когда грустно, и кому можно было бы купить дурацкого шоколадного зайца на Новый Год.

— Но я никогда никого не буду любить так, как тебя! — отчаянно выдохнула я, стирая катящиеся из глаз слезы.

Мой Денис оказался самым-самым лучшим. Опять. Всегда. Как можно променять его еще на кого-то?

— Так — не будешь… — он встал на одно колено и поцеловал меня в макушку, а потом поднялся на ноги. — Будешь по-другому. Иначе, но не менее сильно. И он не будет любить тебя так, как я. Но он сделает тебя счастливой, обещаю. А мне пора, малыш.

Я подняла голову и сквозь мутную пелену слез смотрела, как он отходит, отступает назад, в сияющий за дверью балкона яркий солнечный свет.

Будто вместо новогодней ночи там включили июльский полдень.

— Не уходи… — попросила я отчаянно. — Я буду скучать, Динь. Динь!

— Динь-динь… — прошелестел теряющий плотность голос. — Ты меня уже отпустила, любовь моя. Уже отпустила.

Смотреть на сияние и темную фигуру в нем было больно, но я все равно смотрела. До рези в глазах, до прыгающих темных точек смотрела, как он уходит и растворяется в этом свете.

Мой Динь.

Я долго плакала во сне, никак не желая успокаиваться, но со слезами из меня вытекала застарелая тягучая черная боль и, как размазанная тушь, оставалась на пальцах, под глазами и на подушке.

А потом я проснулась и поплакала еще немного наяву, но это были простые слезы, светлые. Прощальные.

После Нового Года я в последний раз схожу к Денису на могилу, приведу там все в порядок, поблагодарю сторожа и буду с этих пор приезжать раз в полгода, на Пасху и на его день рождения.

Теперь, когда я решила все дела с миром мертвых, мир живых неуловимо изменился, отмер, будто он стоял на паузе и ждал, пока я закончу. Заворочался во сне Костя, и я прильнула к его широкой спине — хотелось тепла. Он повернулся, сграбастал меня в объятия и прижал к себе, не просыпаясь. Я пригрелась где-то у него под мышкой и совсем успокоилась.

Спать не тянуло совершенно, несмотря на бессонную неделю. Мне было просто хорошо лежать в теплых сильных руках и знать, что бояться совершенно нечего. Больше нечего.

Разве что Артура, который настучит мне по голове за побег с дежурства, но это я могла пережить.

— Надо проставиться Артуру, — эхом моих мыслей пробормотал Костя. — Хотя одного раза будет мало, теперь всю жизнь проставляться.

— Ты не спишь? — я дотянулась и поцеловала его в подбородок. И укололась о щетину. — Ой, острая!

Костя тихонько дотронулся до моего виска губами, стараясь не уколоть.

— Проснулся проверить, не была ли ты сном.

— А как ты так делал, что вчера она не кололась? — я продолжала водить пальцем по черной щетине и выяснила, что кое-где она была по-прежнему мягкой, а кое-где неприятно кололась.

— Секрет, — усмехнулся он.

— А что там про Артура? — вспомнила я. — За что проставиться?

— За то, что обратил на тебя внимание. А когда ты его послала, завелся и предложил мне пари на тебя.

— Согласился? — с любопытством спросила я.

— Да ты что? — изумился Костя. — Послал по матушке. Мотал я эти игры… Но стало любопытно и заглянул посмотреть, кто прищемил хвост нашему ловеласу. Увидел тебя и пропал.

— Так надо было вернуться и все-таки поспорить. Выиграл бы, — я провела пальцами по узкой темной дорожке волос у Кости на груди, подняла взгляд выше и пропала в его прозрачных, как студеная вода в роднике, глазах.

— Э-э-э-э, нет, — он поймал мои пальцы и, не отрывая от меня взгляда, поцеловал их один за другим. — Я это кино тоже видел. Не хотелось искать тебя потом по всему городу и выкладывать плюшевыми медведями на площади надпись: «Прости меня».

Я засмеялась, и он поймал мой смех в ловушку своих губ, провел руками по всему телу, очерчивая его границы — и тут же сделал все, чтобы я их покинула, улетая на десятые небеса.

Самая сладкая любовь — утром первого января.

Как сбывшееся желание, загаданное под бой курантов и доставленное первой же волшебной почтой на Землю.

За окнами заново начинались разрывы петард — это развлечение еще на неделю.

Тут не было ни елки, ни салатов, и даже мандарины у нас кончились еще у реки, но настоящее новогоднее настроение — это не куранты и даже не ожидание чуда.

Это ощущение новой жизни, которая началась как и полагается порядочной новой жизни — с первого января.

И оно затапливало нас с головой.

Потом, в умиротворенной усталой тишине он ласкал меня взглядом, лежа рядом и подперев рукой голову.

Тихо спросил:

— Не жалеешь?

Я даже рассмеялась от такого предположения.

Мой личный спаситель от тьмы, моя уютная тихая гавань и мой одобренный и сертифицированный умершим мужем преемник. Даже не надейся, теперь ты от меня никуда не денешься.

— Ты знаешь, сейчас конечно еще рано… — Костя нежно перебирал мои волосы и смотрел в мои затуманенные счастьем глаза прямо, не отводя взгляд. — Но я все равно скажу…

Я потянулась к нему за поцелуем — и получила долгий-долгий, такой, что почти забыла, с чего все началось.

— Нет, не скажу, — вдруг передумал Костя. — Рано. Напомни мне где-нибудь в марте.

— Хорошо, — рассмеялась я, прижимаясь к большому, теплому и живому мужчине всем телом.