Елена Соловьева - Ведовская страсть [сетевая публикация]

Привратница прикрыла глаза и начала покачиваться в такт мелодии. Рука ее оторвалась от груди, проделала путь к низу живота. Ноги богини плотно сомкнулись, выдавая возбуждение.

— Остановись!.. — простонала Яга. — Достаточно.

Грудь привратницы напряглась, силясь вспомнить, каково это — дышать. Яга распахнула глаза: зрачки стали совершенно темными, как самая черная ночь.

Богиня обернулась к Змиулане, тряхнула пышной гривой роскошных волос.

— Повезло тебе, ничего не скажешь. Кабы не явилась ты вместе с ним, доченька, так и я б не сдержалась.

— Он заслужил право получить вторую часть ключа? — слегка ворчливо поинтересовалась Змиулана.

— Пущай берет, коли удержит! — громко хохотнула Яга и вновь хлопнула в ладоши.

На этот раз явились иные слуги. Со всех углов избы повеяло сквозняком, и тысячи бестелесных тварей посыпались со всех сторон. Они теребили Богумира, оттягивали ворот его рубахи, ерошили волосы на голове.

— Уймитесь! — осадил их гневный окрик Яги. — Принесли что надобно?!

В тот же миг в раскрытые ладони привратницы опустился серебряный треугольник — перевернутая копия того, что висел на шее волхва.

Привратница весело прищурилась и протянула предмет Богумиру.

— Бери свою награду. Пусть две части сольются воедино!

Волхв протянул руку, сжал в ней треугольник и едва тут же не выронил из рук: от второй половины ключа исходил адский холод.

Богумир не отступился — плотно стиснув челюсти, удержал предмет. Свободной рукой вынул из-за пазухи недостающую деталь. Золотой треугольник раскалился, угрожая испепелить ладонь волхва.

Глядя на то, как перекосилось лицо Богумира, Яга расхохоталась.

— Не думал же ты, что все будет так просто?..

Богумир не ответил — все его силы уходили на то, чтобы соединить две части ключа. Золотой и серебряный треугольники стали страшно тяжелыми, хотя на вид были не крупнее куриного яйца.

Крякнув от натуги, волхв приложил детали друг к другу. Половинки ключа срослись так, что было не понятно, где заканчивается одна и начинается другая. Гексаграмма перестала «кусаться». Стала легкой, как перо ангела.

Привратница зааплодировала и залихватски присвистнула, засунув в рот большой и указательный пальцы.

— Молодец, волхв, справился!

— Ты позволишь нам теперь вернуться в мир яви? — спросила у мачехи Змиулана.

— Можно подумать, что вас мое мнение интересует, — поморщилась Яга. — Ступайте, чего там…

Повинуясь взмаху руки хозяйки, дверь избы распахнулась.

Пятясь как рак, Богумир сделал два шага назад. Привычный мир был так близко.

Со стороны прохода почудился аромат благовоний. Не веря себе, волхв поводил носом, но нет — запах чувствовался не обонянием, он приникал в самую душу, вгрызался в сознание.

Забыв о предостережении Миланы, Богумир оглянулся: прямо за дверью плескалась река Смородина. Облизывала жгучими языками бревенчатые стены избы. Из ее раскаленных глубин и доносилось упоительное благоухание.

Околдованный навьей прелестью, Богумир занес ногу, дабы окунуться в разъяренный фимиам, навсегда забыть о тревогах и печалях.

Милана успела поймать суженого в последний момент. Ухватила его за рукав рубашки и что есть силы потянула на себя.

Пара выкатилась прямо под ноги привратнице, надрывающейся от хохота.

— Что это ты, Яга Виевна?! — упрекнула мачеху Змиулана, поднимаясь с пола.

Привратница стерла с лица улыбку, помогла гостям встать.

— Будет сердиться — уж и пошутить нельзя…

Больше забавляться Яга не стала. В следующий раз дверь открылась в нужное место.

Теплый порыв ветра подхватил пару и вынес ее в мир яви.

Сразу после того, как Богумир заново научился дышать, он стиснул нареченную в объятиях и приник к ее устам в томительном поцелуе — диком, почти болезненном. Его губы обжигали интимными ласками, язык дерзко обследовал ее рот.

Милана ослабела от нарастающего возбуждения. Прильнула к жениху, стремясь раствориться в нем без остатка. Положила руки ему на плечи и закрыла глаза.

— Думаешь, сейчас подходящее для этого время? — поинтересовалась она, с трудом оторвавшись от губ Богумира.

— Хотел почувствовать себя до конца ожившим, — радостно заявил он.

Снял с шеи добытый с таким трудом ключ, поднес его к лунному свету, струившемуся из окон храма.

— Не могу понять, как эта штука поможет прочесть письмена.

— Попробуй наложить ключ на текст, — предложила Милана.

Она зажгла расставленные по периметру храма восковые свечи, поместила книгу в центр возвышения, рядом с мраморной статуей Велеса.

Гексаграмма мало помогла в расшифровке древних рун. Богумир вертел ее и так и эдак, но смысл текста все еще не поддавался пониманию.

— Твоя мачеха-шутница, случаем, не подсунула нам фальшивку? — усмехнулся волхв.

— В таком случае вторая часть ключа не приняла бы своего собрата. — Довод Миланы прозвучал крайне убедительно.

— Ты права, — согласился Богумир. — Посмотри: когда ключ накладывается на текст, в его углах выделяются руны, — они очень похожи на те, что проявляются в свитках.

Милана поднесла свечу к книге. Присмотрелась к письменам.

— Да, — подтвердила она, — вот только эти символы словно перевернуты, искажены.

— «То, что внизу, подобно тому, что вверху», — вспомнил Богумир значение пентаграммы. — Милана, у тебя есть зеркало?

В обтянутом кожей сундуке полубогиня хранила дары, принесенные в те далекие времена, когда люди еще веровали в ее отца. Там, под потемневшей от времени утварью и ветхими тканями, покоилось старинное, покрытое красноватым налетом, стальное зеркало.

Милана бережно взяла его в руки и показала жениху.

— У меня только такое…

— Сойдет, — не отказался волхв.

Зажал булатную ручку в руке, поднес зеркало к книге так, чтобы на мутной поверхности отразились руны. Следуя внутреннему порыву, наложил ключ на призрачную копию текста.

Свершилось! Руны поддались прочтению.

«Все, что сокрыто от людских глаз, можно прочитать с помощью противосолони», — эти слова Миланы врезались в память волхва и не давали ему покоя. Поддавшись зову сердца, Богумир прочел отображенные в гексаграмме надписи, следуя против часовой стрелки.

То, что он сумел разобрать, не поддавалось описанию. Вся история мира открылась его взору.

Перемещая ключ, волхв упоенно листал страницы, вглядывался в замутненные надписи и не мог остановиться. Его пытливый ум въедался в строки, запоминал их наизусть. Одно перемещение гексаграммы приравнивалось к человеческой жизни, лист книги — к целой эпохе.