Елена Соловьева - Ведовская страсть [сетевая публикация]

Одному Яробору не удалось поскакать на лошадках — его не выпускали из рук величавые деды. Малыш яростно сопротивлялся, расправлял свои крылышки, ноне так-то просто избежать объятий Перуна и Велеса.

И вот женщины подали к столу курник — праздничный пирог, начиненный мясом петуха, орехами и картофелем.

— Тетера на стол прилетела — молода спать захотела!.. — захихикали гости.

Этого сигнала только и ждал Богумир. Под дружное улюлюканье подхватил Милану на руки и понес ее в новый дом.

Расторопная Веста насилу успела догнать молодых.

— Одной любовью сыт не будешь, — заявила она и протянула завернутые в рушник жареную курицу и каравай хлеба.

Богумир, весь вечер косившийся на лакомство, чуть было не отказался, — какая еда, если самый лакомый кусочек он уже держит в руках?

Положение спасла Милана — поблагодарив Весту за заботу, она подхватила узелок со снедью и позволила мужу утащить ее прочь.

Новый дом встретил молодую чету запахом смолы и тихим поскрипыванием дающих усадку бревен. Милане и Богумиру тоже предстояло притереться друг к другу. Приклеиться намертво, став одним целым.

Не теряя времени, молодожены этим и занялись.

— Ты позволишь мне поцелуй? — спросил Богумир у супруги. — Или с тебя достаточно?..

— Зря надеешься, — усмехнулась Милана и впечаталась в рот любимого мужа.

Богумир бережно опустил жену на ложе. Поспешно скинул с себя одежду. К свадебному платью волхва, упавшему на пол, вскоре присоединился и наряд Миланы.

Оставшись полностью нагим, Богумир залюбовался супругой.

— Не смотри на меня так пристально, — попросила Милана, — еще успею надоесть.

— Никогда! — заявил Богумир. — Ты самое совершенное создание из всех, которые мне приходилось видеть. Я хочу засыпать в твоих объятиях, и также просыпаться.

— Мне кажется, или ты упустил несколько важных моментов? — подзадорила мужа Милана. — Объятия — это все, на что я могу рассчитывать?

— Конечно, нет! — взорвался Богумир и накрыл любимую своим телом.

Он долго ласкал Милану, не оставляя без внимания ни единую частичку ее восхитительного тела. Что может быть прекрасней, чем стан возлюбленной?

Милана требовательно выгибалась навстречу умелым рукам. Сладко и протяжно постанывала. Взор ее покрылся поволокой; она не могла разговаривать и едва дышала от возбуждения.

— Готова ли ты принять меня? — хрипло поинтересовался Богумир, всем сердцем надеясь на положительный ответ.

Милана облизнула мигом пересохшие губы и кивнула, околдованная страстностью мужа.

Богумир подчинился воле любимой. Медленно, осторожно проник в нее, боясь полностью поддаться силе желания. Плоть супруги была горячей, как жерло вулкана, и узкой, как тропинка в рай.

Милана всхлипнула, приподняла бедра. По ее телу прокатилась дрожь нетерпения.

Богумир возликовал и отбросил осторожность. Член его двигался в ней все быстрее и быстрее. Милана, как разъяренная кошка, впилась в спину мужа, оставляя на ней отпечатки.

И вот Богумир громко застонал, и Милана ощутила, как его семя исторгается в ее жаждущее лоно. Она приникла к широкой груди любимого и разразилась слезами счастья. Еще никогда она не чувствовала себя такой нужной и такой любимой.

Богумир почувствовал влагу на своем плече. Приподнялся на локте и заглянул Милане в глаза.

— Я так люблю, что готов сам разрыдаться, — улыбнулся он и стер соленые капли с ее щек. — Но нисколько не стыжусь этого. Твоя любовь сделала меня бесконечно сильным и выносливым.

— И я тебя… — призналась Милана и обвила руками его шею. — Великое счастье любить и быть любимым.

Не разнимая объятий, супруги лежали на свадебном ложе. С превеликим наслаждением, Богумир игриво теребил длинный локон Миланы, шептал ей на ушко комплименты. Эти слова он произносил множество раз, но ни разу они еще не звучали так убедительно.

— Об одном жалею, — грустно вздохнув, вымолвил он. — Ты полубогиня, а я — только лишь человек. Мое тело постареет быстрее, и тебе, молодой и прекрасной, вскоре придется нянчиться с рухлядью.

Милана провела пальчиком по его скуле и ласково улыбнулась.

— В образе смертной я живу по правилам яви.

Богумир неверяще вскинул брови.

— И ты пожертвуешь ради меня бессмертием?

Рука Миланы коснулась его груди, проторила дорожку к паху.

— Я стала женщиной и довольна этой участью, — прошептала она.

Богумир одарил ее страстным поцелуем. Еще раз доказал, что и у смертных есть преимущества. Важнейшее из них — любить. Быть всесильными, ощущая слабость. Покоряться и восставать. Умирать, чтобы подарить жизнь другому.

Богумир поднялся с ложа. Голова его кружилась от упоения, а тело приобрело небывалую легкость.

— Думаю, нам стоит подкрепиться, — подметил он, — старость не за горами, а я еще не насладился преимуществами взаимной любви и супружества.

Он весело подмигнул Милане и потянулся к узелку с курицей и хлебом.

Ближе к рассвету в дом к волхву постучался Миролюб. Он смущенно топтался возле крыльца, не решаясь нарушить уединения супругов.

Богумир, наспех натянув штаны, по пояс высунулся в окно.

— Ты чего в такую рань?

Миролюб уставился на свои босые ноги и пробормотал:

— В поселение пришли люди — просят твоей помощи. Не знаю, как они о тебе прознали, но, видно, дело серьезное.

— Ничего, — отозвался Богумир. — Я предчувствовал… Ступай, скажи: скоро прибуду. Вот только попрощаюсь с женой.

Запели третьи петухи. Сварог отправился на прогулку в пламенной колеснице. Длань бога огня и неба коснулась чела волхва, обогрела и развеяла мрак его мыслей.

Богумир поклонился рассвету и подавил горестный вздох. Прощаться нелегко, но участь свою он выбрал.

Милана еще дремала. И Богумир не решился тревожить ее покой.

Собрал нехитрые пожитки и вышел в сени. Накинул на плечи медвежью шкуру, повесил на шею амулет. Крепко-накрепко зажал в левой руке Книгу. Правой призвал к себе посох.

Уж, надежный помощник и путеводитель, тотчас откликнулся на зов волхва — он давно ждал новой встречи.

Богумир вернулся, подошел к печи. Постучал по по латному брусу.

— Эгей, Митяня! Остаешься за главного: будь добр — присмотри за Миланой и Яробором.

— А ты надолго? — поинтересовался писклявый голосок.

— Как судьба укажет, — ответил волхв и вышел из дому.

Пришлых — пожилых отца и мать, да троих сынов-здоровяков — приютила в своем доме Веста. Отпоила мятным чаем, угостила остатками свадебного угощения.

Да только не лез кусок в горло обеспокоенным странникам. Сидели они за столом хмурные, подавленные горем. Взрослые сыны бросали обеспокоенные взоры на дверь, томясь ожиданием. Отец тяжко вздыхал, поглаживал седую бороду и качал головой.