Ксения Татьмянина - Ветер Безлюдья [СИ]

— Так почему бы переселить кого-нибудь из трущобных? Вот ты меня сюда провел без особых условий и требований, а жить здесь очень хорошо, думаю. Многим старикам не хватает именно такого тепла и уюта. В трущобах полно одиноких и инвалидов… кстати, а откуда вы берете еду, энергию. Что за структура снабжает всем?

— О структуре это долго рассказывать. А с обочниками и трущобными все сложно… — Виктор опустил глаза и замедлил шаг. Мы встали у парапета. — Там ведь разные люди. И Дворы это не совсем богадельня…

— Конечно, всякие попадаются. Но некоторых ведь вполне можно, добрым и светлым?

— Твою тетю сюда перевезти, если ты на это намекаешь, не выйдет даже по знакомству.

Я возмутилась:

— Я не об этом!

Но расспросы звучали так, будто я действительно хочу пристроить свою старую Эльсу. Нет, не хотела. Но здесь, я видела, было так живо, так душевно, так не одиноко! А там так мертво, так сиротливо!

— Тогда ладно. — В голосе Виктора прозвучало заметное облегчение. — Давай еще раз пройдем, и домой.

— Давай. Проводишь до метро?

— Провожу.

— А можно еще кое о чем спросить? Ты ведь здесь все хорошо знаешь…

— Ну?

— Есть места… как бы это объяснить, обратные вашим Дворам? Места с негативом? Тоже тайные, какие посторонние или даже власти, не найдут, а всякие темные личности путь находят?

Его лицо застыло, и Виктор смотрел на меня своими карими выразительными глазами со странным чувством. Что-то изменилось после моего вопроса, он надолго задумался — но не над ответом, как виделось, а над принятием внутреннего решения. Будто это во мне он увидел вдруг что-то плохое и не знал, как быть, как теперь относиться ко мне?

Зря я его спросила, но а что поделать? Я вспомнила о слежке в трущобах, о той паре. Я хотела все знать, чтобы готовиться к опасности, если она реальна.

— Есть такие… — Он медленно оглянулся по сторонам, убеждаясь, что близко никто не стоит, и произнес: — …Колодцы. А почему ты спрашиваешь, ты видела вход туда?

— Нет. Но вчера, как мне кажется, я видела человека, который показался мне опасным, он следил за мной с самых трущоб, потом в метро. Я слышала, что где-то здесь есть притоны для тех, кто из центра. Но этот не оттуда. Наверное он как раз из молодых жильцов трущоб — обочник.

— Что ему было нужно от тебя?

— Не знаю.

— Это плохо. Не ходи пока в трущобы.

— Я не могу. Каждый третий или четвертый день я навещаю тетю… Виктор, я расспрашиваю тебя, чтобы знать, к чему быть готовой. Расскажи все, что знаешь. Что там за люди?

— Это пристанище для всяких уродов, вот, что это за место. Если в наши Дворы приходят жаждущие тишины и покоя, то там те, кого душат рамки закона в мегаполисе. Я не знаю подробностей, и не знаю никого, кто бы там хоть раз побывал, — Колодцы не для таких, как мы. Все, что известно, что там место для человеческого мусора.

Когда мы вышли из арки, я сразу начала оттаивать, настолько стало тепло, что казалось, пришла весна. За спиной осталось веселье, снег, вкусные запахи и душистый горячий напиток, поэтому со входом в трущобы на душе стало, наоборот, холоднее, чем было на набережной.

С Виктором мы шли молча. У меня возникло ощущение, что он был не рад, что согласился провожать меня — так часто смотрел по сторонам, даже пару раз с полным оборотом за спину. Мне с ним не страшно, а вот ему со мной…

— Спасибо за новый год. — Я улыбнулась, протянула ладонь для рукопожатия. — Дальше я сама доберусь, помню отсюда дорогу.

Мне так хотелось услышать его возражение, что он проводит меня прямо до станции, но Виктор торопливо сжал мне пальцы, сказал «пока» и быстрым шагом ушел прочь.

Персоник показывал почти шесть, когда я, стараясь не шуметь, открыла дверь квартиры.

— Я думал, ты у родни ночевать будешь.

Гранид сидел за моим рабочим столом под светом работающего экрана.

— А я думала, ты спишь.

Он закрыл все окна сети и перешел к своей скатанной в рулон постели.

— Сейчас лягу.

— Мне компьютер не нужен, если так важно, мог бы не сворачиваться.

— Не важно.

Устало скинув обувь и одежду, я приготовила свою постель на диване и собралась в ванную. Уже давно не мерзла, но хотелось отогреться, а заодно смыть с себя прошлые нерадостные часы ссоры с родственниками, пребывания в клинике и забыть то мимолетное, но все испортившее, ощущение страха Виктора.

— Тебе в туалет не надо? А то я в заплыв и надолго.

— Нет. Слушай… Зачем ты так обо мне печешься?

Он сидел в темноте, лица я разглядеть не могла, но тон его был серьезен. Я включила свет в ванной, достала полотенце и то, в чем стала спать, лишь потом устало ответила, потому что поняла — он ждал ответа. На этот очевидный вопрос он действительно ждал ответа?

— Затем. Тебе помощь нужна, — нужна. Ввязалась в историю, так доведу до конца.

— Ты же не знаешь меня. Совсем. Я чужой, незнакомец, наркоман из притонов…

Я не ответила, только устало подумала, что мне будет непросто его, действительно чужого, выдерживать в своем доме.

— С третьего числа бассейн в комплексе начинает работать, не хочешь взять абонемент и поплавать по желанию и по силам? Хорошо восстанавливает.

— Нет… Эй, Ромашка… — я почти уже закрыла дверь, как пришлось выглянуть. — Плакала сегодня?

Что-то такое скользнуло в его голосе… И изменилось в пространстве секунду спустя…

В комнате была всегда ровная температура — зимой тепло, летом прохладно. Старалась вентиляция всего полихауса и индивидуальный датчик настройки, если кого-то не устраивал средний вариант. Я стояла в проеме и внезапно почувствовала на своей коже жаркий летний ветерок. Короткое дуновение, пахнущее травами, луговыми цветами и солнцем. Замерла на один вдох от яркости ощущения, волоски на руках встали дыбом от вернувшегося холода ванной комнаты, и все исчезло. Невероятно живое наваждение… от потрясенных нервов?

— А если и плакала? Сегодня была сама необычная ночь из всех новогодних ночей в моей жизни.

Поздним утром я в первую очередь проверила соцсети — и мать, и отец выходили, а это значит, что с самочувствием у них более-менее хорошо. В мамином блоге я успела увидеть запись «Как пережить такое?» и первые строчки описывали историю с обнаружением медицинского отчета. Дальше читать не стала. Выложено сорок минут назад, много просмотров еще не набрало, и я не хотела именно сейчас знакомиться с маминой точкой зрения.

Расстраивало то, что семейное и личное было выставлено на всеобщее обозрение. Опять. Решила, что вечером отправлю родителям пробные сообщения, чтобы узнать, как они и готовы ли разговаривать со мной?

— На завтрак у тебя омлет и салат с зеленью, — сообщила я между делом, сама еще не оторвавшись от экрана персоника. — Вчера не болел желудок?