Тару Ссонберг - Соль и дым [litres]

– Хоть что-то, ба.

Завывание ветра за окном чуть не заставляет подпрыгнуть Джокера, так внимательно он ждет ответа. Бабуля встает и подходит к окну, выглядывает за шторку и говорит:

– Ее нашли на берегу.

АРЛЕН ХОЧЕТ НАПИСАТЬ НЕ СКОВАННОЙ КЛЕТКОЙ ТЕЛА. ОН НЕ ЗНАЕТ, КАК БЫТЬ НАСТОЛЬКО СВОБОДНЫМ

Она была совсем маленькая, новорожденная. Вся холодная, но живая. Самым странным было то, что она молчала, и никто не знал, сколько она пролежала, омываемая океаном, пока ее не нашли. Неизвестно было также то, откуда этот ребенок взялся: в тот год на острове никто не вынашивал ребенка; других вариантов тоже не было. Миссис Коллинз тогда исполнилось шестьдесят два, она была одна и взяла ребенка к себе. Девочка вела себя странно: так и не проронила ни звука. Ее большие глаза были такого же цвета, как океан, который захватывал тебя. Она только двигала ручками и ножками так, словно хотела поплыть по воздуху. А через неделю ребенок стал панически бояться воды из океана, которую ей приносили. Бабушка испугалась и отдала ее тогда еще молодым родителям Макензи. Кирваны особо не распространялись, но кое-что все же известно: до четырех лет у малышки не росли зубы, она могла находиться только в самом центре острова, иначе впадала в панику при виде океана, только где-то в шесть лет научилась ходить. О том, что как только в руки ей попали кисточки и краски, Макензи начала рисовать океан и скалы, которых не видела и не могла видеть, знали все.

– Она не наша, Джодок, – закончила историю миссис Коллинз. – И ты к ней не привязывайся – заберет.

Это была все та же жуткая сказка из детства, но сейчас она рассказывала не о последствиях, а о причинах. Джокера пробрала дрожь, но он все еще хотел верить, что бабушка просто боится необычной девочки.

Уже понимая всю серьезность этих слов, Джокер все же ответил как всегда:

– Поздно. Я пойду за ней.

Мак снова рассматривает рисунок Джокера. Что-то в нем не дает ей покоя. Она все чаще стала извлекать рисунок из-под кровати, чтобы разглядывать его часами. При взгляде на этого Джокера екало сердце, словно что-то хотело ей сказать. Но она не понимала, словно они говорили на разных языках.

А потом в дверь постучали. Мама или папа звали Макензи, но Джокер заходил не церемонясь. Этот визит ее встревожил с первой минуты. Не успела девушка спрятать рисунок, как дверь приоткрылась и заглянул Арлен.

– Можно войти? – спросил он, оставаясь все еще за дверью в ожидании ответа.

Бессмысленно было прятать, Арлен видел, что делала Макензи. Поэтому, положив рисунок на стол, она кивнула, приглашая его в комнату. Внезапно в глаза ей бросились все недостатки комнаты: разбросаны листы, рисунки, карандаши и краски, пижамная футболка, гигиеническая помада. Все эти обычные вещи вдруг стали такими интимными.

– Твоя мама сказала, что я могу подняться к тебе. Ничего?

Макензи отрывается от поисков других недостатков в комнате и смотрит на Арлена. У него перебит нос – вот что было под пластырем утром. Хочется дотронуться до его кожи и исследовать другие недостатки – Джокер бы позволил. Кончики пальцев покалывает от желания и от понимания того, что это будет неправильно воспринято. Приходится сжать кулаки.

Арлен смотрел на нее, чуть улыбнувшись одними уголками губ. Этого не заметили бы другие, но Макензи была очень внимательна к подобным деталям. Так она считывала эмоции людей. Эта улыбка говорила ей о том, что она слишком долго пялится.

– Я соскучился по тебе, – говорит Арлен, и Макензи не знает, как на это реагировать.

Но он не ждет ответа. Посмотрев на ее реакцию, Арлен подходит к столу и смотрит на рисунок Джокера. Берет его в руки и хмурится. А потом проводит пальцами по слоям краски так, как это делала Макензи сотню раз до него.

Девушка подходит к безмолвному сейчас Арлену и тянет рисунок на себя. Крепче прихватив уголки картины, он говорит:

– Ты должна его… – он начинает смущаться, как раньше, – показать на выставке.

Макензи не выдерживает своего молчания рядом с Арленом и берет первый попавшийся лист и карандаш. Красным пишет ему:

«Зачем?»

Но Арлен даже не смотрит на нее или ее записку, рассматривая Джокера. Макензи касается его руки, и только тогда он смотрит на нее, будто впервые увидев. В этом взгляде Макензи замечает, какой он открытый, и не хочет продолжать его спрашивать. Смяв записку, она оставляет ее на столе. Арлен туда же кладет рисунок, больше не отводя глаз от девушки.

Пытаясь скрыться от пристального взгляда, Макензи садится на свою кровать и поднимает колени к подбородку. Арлен тоже садится рядом. Макензи задает ему вопрос привычным для себя способом – касается пальцами раны на носу Арлена. Он ловит ее руку своей, и Макензи кажется, что он решает, что с ней делать – откинуть или оставить. А потом наклоняется, словно хочет что-то прошептать.

Макензи тоже наклоняется к нему, и их губы соприкасаются. Она думает, что это совершенно иначе, чем целоваться с Джокером, который был еще сонный, растерянный и пугающий. Арлен же сам целует ее, надавливает на ее губы сначала нежно, а потом немного настойчивее. Но сразу же Макензи укоряет себя, что нельзя сравнивать. Не сейчас. Не их.

Арлен уже знает, что делать. По крайней мере, ведет себя уверенно, когда скользит рукой по ее колену, вызывая мурашки в самых чувствительных местах. Когда она тянется рукой к его шее, чтобы обнять, Арлен отстраняется.

Она сделала что-то не так?

Он с трудом останавливается, не давая возможности Макензи Кирван понять, что он ей доступен… Она должна идти за ним. Ее нужно держать на расстоянии. Но, взглянув на губы Макензи, влажные и приоткрытые, Арлен снова целует ее, а она обнимает его за шею обеими руками, желая быть к нему ближе.

Ему нравится думать, что раньше никто не возымел на нее такого эффекта. Он видел, как она была растеряна, не зная, что делать. Но в то же время ему самому было неприятно причинять ей боль – то, что он собирался с нею сделать, не стоило даже ее первого поцелуя.

Но все же. Все же ему нравилось, что до него никто не касался ее, не осквернял. Пришлось снова остановиться, чтобы не зайти слишком далеко.

Макензи не смотрела ему в глаза, хотя еще не отпускала из объятий. Арлен поднял ее подбородок. И утонул в голубизне ее глаз. Точно волны, бьющие его, точно глаза Джокера на том рисунке. Макензи была мягкая, как податливая вода, не показывающая истинной силы. Некстати Арлен заметил, как ее тело идеально подходит для его рук, для его объятий. И он не чувствует неловкости, как с предыдущими… жертвами.