Лана Волкова - Жена навеки (...и смерть не разлучит нас)

— Надевай — это домашнее платье. В нем свободно и уютно.

Одежка оказалась из желтой ткани — мягкой, гладкой и теплой. Натянув ее, я почувствовала, как приятно она прилегает к телу. И не колется, как наша одежда. Неплохо же глотта поживают.

— Это твой гардероб, — пояснила медовая. — Вся одежда хранится тут. Как понадобится переодеться, открываешь его вот так, — она показала ручку в обманной стене, которую я сначала не заметила, и за нее снова подвинула странную стену, оказавшуюся дверью «гардероба».

Эрени открыла другую дверь и предложила мне пройти. Я боязливо ступила через порог, ожидая увидеть этот самый город из камня… Но попала в место с таким же высоким белым потолком и окнами на всю высоту стены… За ними виднелись зеленые деревья и полянка с цветами. Прямо как в лесу… Только слишком правильно росли деревья и цветы, будто их кто-то специально сажал в таком порядке… В лесу так не растут.

Медовая Грива взяла меня под локоть и подвела к дыре в полу. Из нее вели ступеньки. Мы рыли такие, чтобы спускаться по крутому берегу к речке. Но здесь ступеньки были не земляные и покатые, а ровные, безупречно отшлифованные. Я побоялась поскользнуться на них, как на льду. Эрени пошла рядом, придерживая за руку.

— Не бойся, Лесс. Понимаю, лестница тебе непривычна. Но она совсем безопасна, и ты скоро привыкнешь.

— Лестница?

— То, по чему мы сейчас спускаемся.

— Ступеньки?

— Да, ступеньки! Они не рухнут, по ним можно спокойно ходить.

Еще бы я боялась, что ступеньки рухнут! Эта ребячливая глотта совсем меня за пещерного хра держит, который ничего не разумеет!

Спустившись, мы оказались в таком просторном месте, что у меня глаза разбежались. Потолок над головой был тот же самый, что и на верху лестницы, и в той комнате, где я спала. Таких высоченных домов у нас в деревне и в помине не было. На стенах висели разрисованные, разукрашенные холсты.

Я не удержалась и подошла ближе к одному. Не смогла глаз отвести. На холсте были нарисованы люди, сидящие за длинным столом. У нас в деревне так пытались малевать детишки на коре березы… Но тут люди казались живыми. У каждого можно разглядеть выражение лица, морщины, взгляд… Кто хмурился, кто хитро улыбался, кто скорбел… Как глотта сделали это?!

— Нравится картина? Это великий мастер-живописец Годфрал. Полотно «Великий Выбор». Здесь изображен момент, когда ксаранди принимали решение покинуть родную землю и уйти в иной мир.

— В мир хевья?

— Не сразу. Наши предки кочевали по разным мирам, прежде чем добрались до Ремидеи.

— Ремидеи?

— Ирди — так вы зовете эту землю. А ксаранди назвали ее — Ремидея. Исцеление. Мы надеялись, что она станет для нас целительной…

Взгляд Эрени снова ушел в себя, как минутами раньше, когда она заговорила о желаниях и устремлениях души. Вот значит как оно было. Шатались-шатались глотта по мирам, а потом явились на нашу Ирди, чтобы она их исцелила. А что с нею самой станет, и с нами — исконными обитателями — им плевать. Исковеркали имя, исковеркали землю.

Медовая Грива провела меня сквозь следующую дверь. Я очутилась в комнате с огромным столом — не меньше, чем на той… «картине». Уж всяко народу за ним усядется не меньше. Интересно, зачем суженому такой громадный стол. Может, все глотта у него собираются едать? Хорошо бы… Я б тогда наказала Краму накопать корешков минусинки — самой ядовитой лесной травы. Насушила бы да покидала в пищу глотта, когда они тут соберутся. Так разом от них избавилась бы.

Эрени указала мне на большой стул с высокой спинкой, обитый толстой и мягкой тканью. Я уселась, она рядом. Из угла к нам двинулась женщина. Перед собой катила странную штуку: несколько тонких досочек ровно друг над дружкой, на каждой стоит половинка идеально круглого шара из непонятного сверкающего материала.

Она сняла одну такую половинку, и под ней оказалась миска. Не грубая и деревянная, из каких едали в нашей деревне. Тонкая и белая, а в ней дымилась ароматная похлебка. Эту миску она поставила перед медовой, потом такую же передо мной… Когда она склонилась ко мне, я наконец увидела ее вблизи. Женщина моего народа. Расставляет передо мной плошки, а я восседаю рядом с глотта и жду, пока моя единоплеменница обслужит меня.

— Пожалуйста, ксара, ваш суп.

— Мой что?

— Суп, ксара. Эта пища из овощей, птицы и бульона. Она называется суп.

— Почему не похлебка? И зачем ты зовешь меня Ксара? Мое имя Лесс.

Женщина хевья растерянно взглянула на Эрени. Та пояснила мне:

— Ксара — это обращение. Мужчина — ксар. Женщина — ксара.

— От ксаранди? — догадалась я.

Эрени улыбнулась.

— Ты сообразительная, Лесс! Все так.

— Но я не ксаранди! Зачем называть меня ксарой?

— Хм. А ведь верно. Как же тогда тебя называть?.. Слуги обязаны обращаться к господам почтительно. Ты — госпожа.

— А как гло… ксаранди называют хевья, которым прислуживают?

— Ксаранди не прислуживают хе…

Медовая осеклась. По ее лицу пробежала тень. Но она быстро овладела собой и вновь заулыбалась.

— Знаешь, Вилта, а ведь Лесс права, зачем ее так называть? Зови ее просто по имени. И меня тоже. Никакая я не ксара для тебя — просто Эрени! Договорились?

Вилта удивленно смотрела то на меня, то на медововолосую, потом пожала плечами.

— Как будет угодно, Эрени.

— Можно даже Эри! Лесс, и ты можешь звать меня Эри. Так зовут меня в семье, а ты ведь теперь моя семья!

Да уж, привели демоны. Глотта теперь моя семья. Ох, владыка Тал, на кого ты меня покинул в этом чужом городе! Лудар… На своего брата Фросаха, сказал. Надо пойти да поклониться ему. Но куда? Тал сказал, Фросах принимает глотта. Значит, где-то они ему воздают молитвы и благодарения. Эрени должна знать. Спрошу ее, когда пойдем гулять по этому городу…

А пока я с осторожинкой зачерпнула ложку похлебки — «супа» — и попробовала на язык. Уж надеюсь, глотта меня травить не собираются, как я их. Зачем было вести меня сюда, чтобы потравить, проще сразу в деревне шарахнуть, чтоб не встала. Похлебка была такой вкусной, что я сама не заметила, как умяла всю тарелку разом.

Следом Вилта поставила еще одну миску — с ароматным мясом и большими мягкими кусочками тех же «овощей», что в похлебке. Надо узнать у нее или медовой, что значит — овощи. Похожи на коренья, что мы откапывали в лесу и тушили, но сочнее, вкуснее. Неплохо глотта едали. И никаких камней. Ни одного малюсенького голыша. Я даже чутка расстроилась. Зря боялась все детство. Верно батя ругал старую Моту, врала она все!

Всю трапезу Эрени старательно сдерживала улыбку. Девушка-хевья так забавно реагировала на все, ждала подвоха из каждой щелки, что Эрени было нелегко воспринимать ее всерьез. Она то и дело напоминала себе: Лесс воспитывали люди, которые ненавидят ксаранди. Она впитала ненависть с молоком матери. Но она молода, ее душа не успела закостенеть в ненависти, все еще можно исправить. Лесс убедится, как хорошо к ней относятся. Никто не желает вреда. Она обязательно полюбит их. Так Эрени воспитывали с детства — люби и получишь в ответ любовь. По-другому не бывает.