Александра Стрельникова - Ветер с севера

Юноша, белый как мел, замер у гряды.

— Он ослушался меня, — спокойно и холодно возразила Тир.

Ее рука скользнула к ножу, но потом замерла:

— Я оставлю тебе жизнь, человек. Но это все, что ты заслуживаешь.

— Что с ним будет? — спросила Куиниэ.

— Десять ударов плетью и невольничий рынок.

— Но он не сделал ничего плохого…

— Не потому, что не хотел, а потому, что не смог, цветочек.

— Это слишком жестоко.

Тир легко коснулась ее нежной щеки:

— Тебя никогда не насиловали, малышка.

Резко отвернувшись, Тир пошла к дому. Куиниэ поспешила за ней и успела услышать ее резкий голос, приказывавший двоим ее воинам забрать провинившегося и провести экзекуцию. Куиниэ убежала в дом, не имея сил смотреть, как плеть будет терзать чью-то плоть из-за нее.

— Нечего шляться по кустам, — словно отвечая ее мыслям, проворчала Ана. — Это как минимум глупо, следующий может оказаться не столь неловок.

— Но он ничего не сделал.

— Балда! Жалеешь недоумка, а лучше подумала бы о других. Во-первых, он мог изнасиловать тебя. Во-вторых, вас мог увидеть Кэлибор, а не Тир, и, уж поверь мне, он, не раздумывая, убил бы насильника, а тогда госпоже пришлось бы наказывать его, а не этого дурака-человека. Ты хотела бы, чтобы сейчас из-за тебя пороли Кэлибора?

— О Духи, нет!

— Тогда впредь будь умнее. Помни о том, где ты и кто ты.

— Я помню, Анайриэль… Но иногда так хочется забыть…

— Не печалься, девочка. Твоя судьба оказалась не худшей. Попади ты в руки к кому-нибудь другому, уже побывала бы под десятком снежных, а они не миндальничают с рабынями из лесных…

— Анайриэль, мне бывает так страшно, — Куиниэ всхлипнула.

— Не реви. Чего теперь реветь? Хотя… Раз уж все равно слезами заливаешься, почисти лук.

Куиниэ сквозь слезы улыбнулась добродушной эльфийке и взялась за крепкие золотистые головки, привычно наполняя их животворной зеленой магией, азам которой ее еще в детстве учил шаман ее родного Дома. Луковички словно бы засияли изнутри, и Куиниэ улыбнулась им сквозь слезы.

Плен ей давался трудно еще и потому, что остро не хватало живой силы и мощи леса, который ранее, всю ее пока еще короткую по эльфийским меркам жизнь, был рядом, окружал, поддерживал и помогал. А тут, на землях снежных эльфов, рядом были лишь мертвые скалы.

“Наверно, поэтому они и такие все — суровые, мрачные, жестокие… Даже детей своих и то убивают, а ведь для лесных эльфов, которые никогда не могли похвастаться особой плодовитостью, дети всегда были чем-то святым…”

Куини сейчас совершенно точно заплакала бы, жалея этих самых детей снежных… ну и себя заодно, если бы не тот факт, что она уже и так ревела: посвежевший после ее магического вмешательства лук так и лез в глаза и в нос. По щекам во всю текли непрошенные слезы, так что чуть позже, когда в кухню заглянул Кэлибор, он, мгновенно побелев от ярости при виде ее заплаканного лица, стал выспрашивать, не причинили ли Куиниэ вреда, не болит ли где, и не сильно ли она испугалась. И Куиниэ слишко хорошо помня слова Аны, легко ответила ему, при этом почти не соврав, что с ней все прекрасно, а слезы эти просто луковые…

Через несколько дней молодого раба-человека, который имел неосторожность покуситься на запретную эльфийку, нарушив прямой приказ хозяйки, вместе с несколькими другими пленниками увели на невольничий рынок. Больше Куиниэ его никогда не видела и была тому несказанно рада, потому что злоба, которой горели глаза человека при взгляде на нее, испугала и обидела ее. Он пострадал из-за нее и ненавидел за это, хотя вся вина Куиниэ состояла в том, что она была слишком хороша и соблазнительна.

Время шло своим чередом, и Куиниэ, удивляясь себе, чувствовала, что уже привыкла к своей новой жизни.

— Мы, эльфы уж таковы, что привыкаем ко всему, — грубовато заключила Анайриэль, с которой Куиниэ поделилась своими размышлениями, и та была вынуждена согласиться с ней…

Зима, однако, действительно оказалась тяжелым испытанием для Куиниэ. Несмотря на шерстяную одежду и теплый плащ, подбитый заячьим мехом, неожиданно подаренный ей Тир, привыкшая к куда более умеренным температурам родного края лесная эльфийка постоянно мерзла, находя прибежище лишь у пышущих жаром кухонных плит. Жизнь в большом доме текла медленно и размеренно, прерываемая лишь редкими приездами гостей. Тогда в главном зале до поздней ночи ревели пьяные снежные эльфы, а Куиниэ вынуждена была отсиживаться на кухне под защитой грозной Анайриэль.

В эти дни турниры на заднем дворе были еще более ожесточенными, и Куиниэ мучалась в тревожном ожидании до тех пор, пока разгоряченные и хохочущие мужчины толпой не вваливались в кухню, где Анайриэль обрабатывала их ранения, в то время как они облизывали масляными взглядами ладную фигурку приставленной к кухне новой рабыни…

Кэлибора Куиниэ видела часто, но возможности поговорить почти не представлялось. Им оставались лишь взгляды, которые иногда были красноречивее слов. И совсем не то было с Тир. Все началось одной студеной ночью, когда Куиниэ, свернувшись калачиком на своей убогой постели, пыталась согреться и заснуть. Скрипнула дверь ее комнатки. Мгновенно вскинувшись, Куиниэ обнаружила в дверях свою хозяйку.

— Почему не спишь?

— Холодно.

— Пошли.

— Куда?

— Предлагаю обмен. Горячая ванна — на болтовню. Что-то мне тоже не спится, — голос Тир был шутлив, но Куиниэ уловила в нем нотки печали.

«Я плачу своим одиночеством»… — вдруг вспомнилось ей, и, вскочив, она поспешила за госпожой.

В купальне ей наконец-то удалось согреться. Она с наслаждением искупалась, вымыла волосы, а потом высушила их, стоя возле огромного камина в спальне. Тир лениво смотрела на нее, лежа в широкой кровати:

— Ты красива.

— Вы тоже, — порозовев и смутившись, ответила Куиниэ.

— Ерунда.

— Неужели вам никто не говорил этого?

— Кто бы это мог быть? — усмехнулась Тир.

— Я… Я спросила у Анайриэль о детях, обреченных могиле. Как вам удалось достичь всего этого? — Куиниэ обвела вокруг себя руками.

— Я не хочу говорить об этом, — резко ответила Тир, но, увидев, что своей резкостью испугала Куиниэ, протянула к ней руку и, усадив рядом с собой, заговорила уже мягче. — Забирайся под одеяло и лучше расскажи о своей жизни. Твои братья похожи на тебя? Они старше или младше?

— Эристор старше. Ему уже почти пятьсот. И общие у нас только волосы, хотя они у него еще темнее, почти черные. Зато с Тэргоном мы близнецы, — Куиниэ рассмеялась вспоминая. — Вы бы только знали, какие проказы мы учиняли, пользуясь своим сходством.

— Вот и расскажи, — мягко подбодрила ее Тир, устраиваясь на подушках и прикрывая глаза.