Сара Хеннинг - Морская ведьма [litres]

Маленькая русалочка поджимает губы. Она отчаянно пытается придумать другой способ.

Я еще сильнее выгибаю бровь.

– Если только ты не думаешь, что его любовь не настоящая?

– Настоящая! Настоящая. Он моя настоящая любовь. Забирайте мой голос! Берите! Оно того стоит!

Скользящим движением я подношу щупальце к ее лицу и беру девочку за подбородок. В ее взгляде есть что-то еще: не просто страх, или желание, или любовь.

– Ты действительно любишь его или тебя привлекает перспектива стать человеком?

Зрачки девушки расширяются, а челюсть сжимается. Наконец она говорит, не отводя взгляда, – смелая малышка.

– Каково это, быть человеком?

Я не собираюсь угощать ее соленой лакрицей и рассказывать волшебные сказки – я не ее бабушка.

Если бы я все-таки была ею, я бы сказала: это как аромат летнего вина, как перезвон голосов, когда в порт заходит корабль. Как запах соли и лайма. Как искорки в глазах парня, прежде чем он целует тебя в свете луны.

Но я не говорю этого. Я не могу.

Если гостья желает отдать голос, чтобы доказать свою любовь, так тому и быть.

– Очень хорошо.

Другим своим щупальцем я обвиваю ее талию и притягиваю ближе. Кажется, будто девочка уже потеряла голос: ее губы раскрыты, но оттуда не вырывается крик. Я кладу пальцы на голую кожу ее шеи. Она выглядит сияющей и изысканной даже в тусклом свете моего обиталища. Жемчужина в мрачных глубинах. Под теплой кожей ощущается ее быстрый пульс. Это первое сердцебиение, которое я слышу с тех пор, как держала в руках умирающую Анну.

– Расскажи мне, что именно тебе нравится в Николасе.

– Вы… вы хотите, чтобы я рассказала?

– Твой голос остается в твоем распоряжении еще пару минут, дорогая. Используй это время с умом.

Девушка снова сглатывает и делает глубокий вдох.

– Впервые я увидела Николаса в тот день, когда мне исполнилось пятнадцать. Можно сказать, это была любовь с первого взгляда. Только вот я уже видела его лицо. Его статуя стоит в саду у нас во дворце. Эти красные розы, что я принесла вам, растут прямо…

– Да, Ольденбурги помешаны на статуях, – подтверждаю я. Я снова говорю, как Ханса. – Но что-то я пока не вижу в этой истории любви. Сплошные совпадения и садоводство.

Девушка облизывает губы и продолжает:

– Я оставалась у его корабля всю ночь, наблюдая за ним. Затем после полуночи начался ужасный шторм. Волны хлестали так сильно, что корабль перевернулся на бок. Матросы плавали в воде, но я не могла отыскать взглядом принца. – Тут она запнулась. – Я нырнула и опускалась на глубину, пока не отыскала его. Николас не шевелил ни руками, ни ногами. Глаза его были закрыты. Я подняла Николаса на поверхность и держала его голову над водой. Так мы провели всю ночь. Когда встало солнце и море успокоилось, я поцеловала его в лоб и доставила на берег.

Машинально мое щупальце крепче сжимает ее талию, когда я вспоминаю об Аннамэтти. Хотя я столько раз видела эту историю в книгах, что выучила ее наизусть: шторм, кораблекрушение, спасение.

– И? – спрашиваю я.

– Я оставила его на пляже рядом с большим зданием, а сама спряталась за камнями, покрытыми морской пеной. Вскоре его обнаружила прекрасная девушка и забила тревогу. Я знала, что принц будет жить. Он очнулся и улыбнулся девушке.

– А тебе?

– Нет, – голос девушки снова обретает решительные нотки, – но я желала ту улыбку. И желаю ее до сих пор. Мне нужно, чтобы он знал: это я его спасла. Я его люблю. И хочу, чтобы Николас меня полюбил.

Ах. Она мне соврала.

– Но ты сказала, что он уже любит тебя.

Обличенная девушка отводит взгляд. Помолчав, она продолжает.

– Последний год я наблюдала за ним. Я знаю: если мне удастся стать человеком, принц полюбит меня. Он считает, что влюблен в девушку с пляжа, но я спасла его. Я спасла Николаса.

Как и Анна, эта девочка верит, что заслуживает его. И она готова рискнуть жизнью и всем, что есть, ради принца. Но ею не движет месть.

Эта гостья хочет жить долго и счастливо.

И я не могу упрекнуть ее в этом. Даже после стольких лет я продолжаю хотеть того же для себя.

– Это очень глупый поступок, – говорю я наконец, – но ты должна сделать так, как считаешь нужным.

И с этим я произношу заклинание, которое звучало на устах моей умирающей матери. Его она использовала, чтобы спасти меня от самой себя.

– Gefa.

Глаза маленькой русалочки округляются. Она пытается вырваться, но мое щупальце крепко держит девушку, пока я впиваюсь бледными пальцами в ее глотку. Незримая тяжесть опускается в мои руки – прекрасный голос впечатывается в извилистые линии моих ладоней. Линия сердца, жизни, судьбы.

Я отпускаю ее и подхожу к своему котлу из магии и песка.

Внутрь я кидаю голос девушки – искрящийся сгусток света во тьме.

Котел начинает сиять. Из своей пещеры я достаю копье рыбы-меч и стерилизую его в потоке. Я живу одиноко, но люблю чистоту. Затем, наклоняясь на бурлящим котлом, я прокалываю кожу на груди – прямо над сердцем. Жизнь больше не требуется. Но чтобы темная магия сработала, все равно нужна жертва. Любой предмет, имеющий силу.

Темная, как полночь, кровь сочится в мутной воде. Тягучая, точно черная патока, она стекает в сосуд, проскальзывая сквозь былое сияние голоса. Они смешиваются и перемешиваются. Нагревают котел, раскаляя – пока он не начинает напоминать шаровую молнию. Как будто комета упала на дно бухты.

Над свечением вздымается пар. Он кружится, танцует и отбрасывает жуткие тени – как в самую страшную ночь. Лес полипов приобретает пугающие очертания, отступая от бушующей магии.

Я готовлюсь произнести слова. Анна использовала их, чтобы вернуть себе ноги и завершить возмездие. Они не работали на мне, потому что я стала существом странной природы, привязанным к этой бухте.

– Líf. Dau∂i. Minn líf. Minn bjo∂. Sei∂r. Sei∂r. Sei∂r.

Котел начинает дрожать. Его содержимое вращается по кругу все быстрее и быстрее под огромным давлением. Оно бурлит, подобно самой жизни.

Далее раздается взрыв гаснущей звезды. Волна жара проносится по бухте. Вода испаряется в виде клубов дыма и пара. Мое логово накрывает прослойка белой пены. Так сильно пахнет серой, что у меня начинает щипать в носу и першить в горле. Когда пена и свечение рассеиваются, я вижу: маленькая русалочка повернулась ко мне спиной и накрыла голову руками. Я понимаю ее.

Я окунаю маленькую бутылочку – еще один подарок тетушки Хансы – в чан. Зелье сияет как лунный и солнечный свет, запертые под стеклом.

– Это тебе, – говорю я, передавая бутылочку девушке. Она опускает руки и поворачивается. Она так испугана, что ничего не понимает – пока не слышит мой голос.

– Выпей это, и будут тебе ноги. На четыре дня. Если твоя любовь настоящая, если принц полюбит тебя всей душой, ты останешься человеком до конца своих дней. Но если ты не завоюешь его любви, ты превратишься в морскую пену.